Цемах Атлас (ешива). Том первый - [131]

Подбежал мальчик с пухлыми щечками, с длинными пейсами и с Пятикнижием в руке. Махазе-Авром всегда ездил на дачу вместе со своей сестрой и ее детьми. Мальчик подошел к дяде, чтобы повторить с ним недельный раздел Торы. Реб Авром-Шая, по своему обыкновению, растянулся на скамейке за столом посреди двора, а его племянник сел на скамейку напротив и запел сладким голоском, читая по-древнееврейски и тут же переводя прочитанное на простой еврейский язык:

— И сказал Господь Авраму: иди себе[215]…

Опершись подбородком о край стола, реб Авром-Шая слушал серебряный голосок племянника, напевавший стихи из Торы, а перед его закрытыми глазами стоял образ директора ешивы реб Цемаха Атласа, его горящий взгляд, его движения, манера говорить. Что реб Цемах Атлас склонен к конфликтам и что в глубине души он не уважает труда над Гемарой и библейскими стихами, похоже, правда. Однако если бы он в своих беседах с учениками давал бы им понять, что не ценит изучения Торы, и уж тем более, если бы он высказывал перед ними сомнения в существовании Творца, то и старшие, и младшие ученики во главе с главой ешивы реб Менахем-Мендлом не стали бы молчать.

Мальчик вдруг прервался посреди пения стихов из недельного раздела «Лех-лехо». Реб Авром-Шая открыл глаза и увидел гостя — Хайкла-виленчанина.

— Доброе утро, реб Менахем-Мендл сказал мне, что вы должны ему через меня что-то передать, — Хайкл говорил и при этом удивлялся, что такой гений занимается с маленьким мальчиком Пятикнижием, прямо как меламед в хедере.

— Иди, Береле, в дом, мы с тобой закончим недельный раздел потом, — сказал дядя племяннику. Береле схватил свое Пятикнижие и бросился бежать к дому.

Чтобы его посланец захотел пойти на смолокурню, реб Менахем-Мендл рассказал ему, что Махазе-Авром велел послать именно его, Хайкла. Однако реб Менахем-Мендл попросил, чтобы сразу же после получения ответа он ушел, чтобы не отвлекать Махазе-Аврома от изучения Торы. Несмотря на это, реб Авром-Шая велел посланнику сесть:

— Отдохните немного, вы же устали с дороги.

Хайкл присел на скамейку напротив Махазе-Аврома и, как во время их первой встречи в вестибюле синагоги, снова ощутил потребность поговорить с ребе со смолокурни открыто и доверительно. Он совсем не устал. Даже не заметил, как прошел всю дорогу. Он еще никогда не бывал в здешнем лесу и не знал, как здесь красиво. Он шел и думал: ведь можно себе представить, что он бы никогда не побывал в Валкеникском лесу и никогда не узнал, как тут красиво. Есть густые леса и высокие горы, покрытые снегом и льдом, куда люди никак не могут добраться. Говорят, есть звезды, которые мы не видим даже в телескоп, мы не знаем, как они выглядят, не знаем их числа. И как же мы можем говорить, что все создано для человека, чтобы он пользовался всем и во всем видел чудеса Господни? Если человек ничего не знает об этих мириадах звезд, о покрытых льдом горных вершинах и о непроходимых лесных чащобах! Значит, прав Рамбам, говорящий, что этот мир не был сотворен для человека, что Высшая Мудрость сотворила каждую вещь ради существования самой этой вещи.

— Вы слышали это от вашего директора ешивы или сами видели это у Рамбама? — спросил реб Авром-Шая.

Хайкла-виленчанина это обидело: почему он обязательно все должен слышать от директора ешивы? Шия-липнишкинец и Йоэл-уздинец бегали на смолокурню, чтобы показать свои познания в Торе и остроту ума. Он покажет свои знания в философии. Хайкл ответил, что прочитал это собственными глазами в «Море невухим»[216]. Эта книга есть в книжном шкафу его отца. Он знает, что до сорока лет нельзя изучать философию, потому что от этого можно испортиться. Но ему можно, ему это не повредит. Директор же ешивы говорит, главным образом, против философии. Он всегда говорит о человеке и его недостатках. У директора ешивы мир делится на малое число великих людей и на всех остальных — маленьких людей. Он, Хайкл, не согласен с этим. Конечно, есть великие люди. Однако то, что мир делится на великих и маленьких людей, как лес состоит из больших и маленьких деревьев, с этим он не согласен.

— Ваш директор ешивы прав. Не вы, — улыбнулся в усы реб Авром-Шая. — Люди делятся не только как деревья в лесу. Они делятся по размеру, на большие и маленькие номера, как калоши.

Это сравнение людей с калошами не понравилось Хайклу. Однако ему очень понравилось, что Махазе-Авром прислушивается к его словам, и он заговорил с еще большим пылом. Мир говорит, что даже великий человек часто делает маленькие ошибки. Директор ешивы реб Цемах говорит, что большой человек может делать только большие ошибки, а не маленькие и что и по ошибкам можно распознать великого человека. Кто был большим грешником, чем Иеравам бен Неват[217]? Он уговорил десять колен поклоняться золотым тельцам, которых он воздвиг в Бейт-Эле и в Дане. Мудрецы Талмуда рассказывают, что Всевышний сказал ему: «Покайся! Я, ты и сын Ишая[218] будем вместе прогуливаться по саду Эдемскому». Спросил Иеравам бен Неват: «Кто во главе?» А когда Всевышний ответил ему, что первым будет сын Ишая, Иеравам отказался вернуться с покаянием, потому что не хотел быть вторым после царя Давида. Директор ешивы реб Цемах говорит на это: «Ерунда». Каждый, кто знает начала счета, каждый лавочник понял бы, что ему лучше быть вторым в раю, в одной компании со Всевышним и с царем Давидом, чем в аду. Иеравам бен Неват понимал это не хуже самых умных из лавочников. Тем не менее он предпочел пропасть в аду, лишь бы не быть вторым на том свете точно так же, как он не хотел быть вторым на этом свете. «Великий человек, — говорит директор ешивы, — это прежде всего человек с великими чувствами, и в своих недостатках он тоже велик и силен, а не мелок и слаб».