Бумажные девочки - [52]

Роберт сделал еще несколько шагов в его сторону.

– Вы не против, если я присяду?

Персиваль никак не отреагировал на его слова, словно утратил способность к общению. Кетт взял стул от соседнего столика и поставил его достаточно далеко от Персиваля, чтобы не давить на него, но не слишком, чтобы они могли разговаривать, не повышая голоса.

– Меня зовут Робби, – сказал он. – Я детектив, но не из этого участка. Я здесь неофициально, как вы и сами видите.

Эви изо всех сил пыталась открыть «Кит-Кат», бросая опасливые взгляды на отца, на случай если он велит ей остановиться.

– Это моя дочь Эви, – сказал Кетт. – Она была в детском саду, верно, милая?

Эви, набив рот шоколадом, не обратила внимания на его вопрос.

– Я этого не делал, – сказал Персиваль. – Клянусь. Она была моей… моей сестрой.

– Никто и не утверждает, что вы причинили вред Эвелин, – сказал Кетт, понизив голос, чтобы Эви его не услышала. – Мы просто хотим, чтобы вы узнали все факты. Вы видели их недавно? Делию и ее маму?

Персиваль потряс головой, внимательно изучая поверхность стола, словно искал там ответы. От него исходил такой отвратительный запах, что у Кетта снова перехватило горло.

– Я очень давно их не видел, – всхлипнув, сказал Персиваль. – И тех девочек. Я хотел сказать, что никогда их не видел.

– А вам известно о них что-нибудь еще? – спросил Кетт.

– О Мейси и Конни? – Персиваль ушел в себя, словно перенес физический удар, и тряхнул головой так сильно, что с его губ во все стороны полетела слюна. – Я клянусь, клянусь, мне неизвестно, где они…

– А вы знаете кого-то, кто хотел бы причинить вред вашей сестре? – спросил Кетт. – Например, враги, прежние поклонники?

– Нет, – сообщил Персиваль столу. – Все ее любили. Она была такой доброй… – Вдруг он с тревогой поднял голову. – Кто теперь позаботится о Франклине?

– О Франклине? – переспросил Роберт.

– Это кот, – ответил Персиваль. – Кто его будет кормить?

– Мы о нем позаботимся, – солгал Кетт. – До тех пор, пока не вернем домой Делию. Хорошо? С Франклином все будет в порядке.

– Я люблю кошек, – сказала Эви из другого конца столовой.

Она уже принялась за обертку второго «Кит-Ката», и Кетт бросил на нее предупреждающий взгляд. Девочка, как и всегда, отвернулась с дерзким видом, продолжая сражаться с пластиковой упаковкой.

– Да, – произнес Роберт. – Она любит «кит-кошек».

Персиваль почти сумел улыбнуться в ответ – это выглядело, как если б кто-то слишком долго держал у себя тыкву после Хэллоуина. Его лицо стало жутким, кашеобразным и каким-то обвислым. Возможно, он пристрастился к наркотикам после несправедливого ареста – например, подсел на мет. Во всяком случае, зубы у него выглядели соответственно. Однако сейчас он казался «чистым».

– Локи – необычное имя, – сказал Кетт. – Вы знаете, что оно значит?

Персиваль усмехнулся; его взгляд метнулся от полицейского обратно к столу, потом на Эви, нигде не задерживаясь больше чем на одну или две секунды.

– Мама всегда говорила, что «Локи» означает Дар Божий, – ответил он. – Я не знаю. «Эвелин» мне всегда нравилось больше, это ведь птица[17]…

– Ну так что, Локи, вы не против, если я задам вам пару вопросов? Но я хочу, чтобы вы запомнили: никто вас ни в чем не обвиняет. Мы просто разговариваем, ладно? Чтобы выяснить, кто убил вашу сестру.

Кетт оглянулся и увидел, что Эви с жадностью, точно шпагоглотатель, поглощает «Кит-Кат».

– Эви, достаточно, – сказал он. – Шоколада больше нельзя.

Еще немного, и она полезет на стены…

– Сладкое – ее слабость, – сказал Роберт, поворачиваясь обратно к Персивалю. – А у меня – чай, я пью его слишком много. У вас есть похожая слабость?

Ну, давай, сэкономь нам время и скажи нам: похищение маленьких девочек…

– Слабость? – спросил Персиваль, с трудом подбирая слова. – Я не… не знаю. Я пью. Слишком много. Главным образом вино. Вы это хотели услышать?

– Я хочу услышать то, что вы пожелаете сказать, – ответил Кетт, сдерживая зевок. Арест и допрос Стиллуотера утомили его; казалось, голову набили ватой, как если б кто-то паковал там вещи для переезда. – Никакого давления. Вы пили в последние выходные?

Персиваль отчаянно затряс головой, как уже делал один раз. Он напомнил Кетту его собственных детей, когда они отказывались делать то, о чем он просил; это выглядело настолько нарочитым, что показалось ему комичным. Персиваль потер глаза.

– Вы думаете, я во всем виноват, – простонал он. – Вы и он. – Глянул на дверь столовой, и Кетт вслед за ним – как раз в тот момент, когда из дверного проема исчезала голова Клэра.

Идиот.

– Он был там в прошлый раз, в две тыщи тринадцатом, задавал одни и те же вопросы, снова, снова и снова, про девочку, которая умерла, и ее тело нашли под лодкой. Он ужасно злился, никак не мог остановиться и не останавливался. Он хочет меня обвинить, хочет, чтобы я страдал…

– Забудьте о нем, – сказал Кетт, подавшись вперед и понизив голос. – Сейчас здесь командую я, и, если я скажу, что вы ничего не делали, ему придется мне поверить. Хорошо?

Персиваль кивнул. Он начал успокаиваться, но все равно напоминал пороховую бочку, готовую взорваться в любой момент.

– Значит, вы ничего не пили? В воскресенье?