Бумажные девочки - [53]

– Я пил, – сказал Персиваль, дрожащей рукой смахнув слезу. – Но совсем немного. Только чтобы поддержать себя… чтобы избавиться от всего плохого. От боли. Она постоянно ноет. – Он снова потер ногу.

– Сколько вы выпили, Локи? – продолжал Кетт. – Стакан? Два? Бутылку?

– Бутылку, – ответил он, пожимая плечами. – Достаточно, чтобы отдавать отчет в своих действиях. Я не причинял вреда моей сестре.

– Никто этого и не говорит, – поддакнул Роберт. – Я и сам люблю выпить.

– Чтобы избавиться от боли из-за умершей жены? – спросил Персиваль.

Вопрос был подобен удару по яйцам, и на мгновение Кетт задохнулся. Он оглянулся – но Эви, к счастью, в этот момент пыталась открыть бутылку кока-колы.

– Откуда вам известно про мою жену? – сумел спросить Роберт через некоторое время. Персиваль заерзал на стуле, отказываясь смотреть старшему инспектору в глаза. – Локи, откуда вы знаете?

– Я не знаю, – жалобно сказал он, и в его словах проявилась невыносимая безнадежность. – Я ничего не делал. Я могу доказать, что не делал.

Казалось, кто-то повернул выключатель у Локи в голове, и на губах у него появилась отчаянная улыбка.

– Да, могу доказать, – продолжал Персиваль. – Я могу доказать, что был дома все это время. Я вообще не выхожу.

Он засунул большую руку в карман вонючих штанов от тренировочного костюма, вытащил «Айфон» – совершенно новый, если судить по внешнему виду, – включил его большим пальцем, пролистал несколько приложений, открыл одно из них и передал телефон Кетту, который обнаружил, что смотрит на большую гостиную с двумя диванами и с кучей разного хлама на полу и двоих полицейских, очевидно, проводящих обыск.

– Это мой дом, – сказал Персиваль, наклоняясь ближе, чтобы ткнуть пальцем в экран. – Вживую. Я сказал, что они могут осмотреть все, если хотят; мне нечего скрывать.

Кетт прищурился и понял, что один из полицейских на экране – констебль Сэвидж.

– Это в реальном времени? – уточнил он.

– Конечно. Вы можете поговорить с ними, если хотите. Нажмите кнопку микрофона.

Роберт нажал на иконку, и телефон звякнул. Оба полицейских на экране подняли головы.

– Сэвидж? – позвал Кетт.

Констебль нахмурилась и подошла ближе. Очевидно, камера была где-то спрятана, и она смотрела по сторонам, пытаясь определить источник голоса.

– Камера за рамкой, – сказал Персиваль. – Серебристой. Она пустая.

Должно быть, Сэвидж услышала его, потому что посмотрела Кетту в глаза и что-то сказала, но звук не работал.

– Уберите палец с кнопки, – объяснил Персиваль. – Он работает как рация.

– …где? – спросила Сэвидж. – Портер?

– Это Кетт, – ответил он, нажимая кнопку микрофона. – Я вижу вас через телефон Персиваля.

– Судя по всему, это камера видеонаблюдения, – сказала Сэвидж и взяла что-то с полки. И мир перевернулся.

– Такие есть во всех комнатах, – объяснил Персиваль, садясь на стул. – За исключением ванной.

– Вы себя снимаете? – спросил Кетт.

Тут он услышал шипение и победный крик. Обернувшись, увидел, что Эви подносит к губам бутылку кока-колы.

– О господи, Эви, нет! – Он подбежал к ней и схватил бутылку. – Кока-кола? Ты сошла с ума? Тебе три года! Отдай бутылку.

– Нет! – закричала она. – Это мое! Я сама открыла!

– Просто посиди здесь, – сказал Роберт, показывая на стул. – Тебе больше нельзя сахара.

На секунду ему показалось, что она сейчас взорвется, но Эви с пыхтением забралась на стул, сложила руки на груди и принялась сверлить его взглядом, пока он не отвернулся.

– Задница, – пробормотала девочка.

– Точно, – сказал Кетт, возвращаясь на свой стул. – Извините. Камеры… вы себя снимаете?

Персиваль кивнул, на секунду прижал ладони к глазам, и они еще сильнее налились кровью.

– Идея не моя, это предложил кто-то из группы.

– Группы? – спросил Роберт. – Группы поддержки?

– После травмы. Я посещал ее некоторое время после… ну, вы знаете, ареста. Меня же тогда посадили в тюрьму. На самом деле группа не помогла, но кто-то подкинул мне идею постоянно снимать себя. Если б камера не поймала меня на матче «Норвича», я до сих пор сидел бы в тюрьме. Я бы уже умер. И не допущу, чтобы со мной случилось нечто похожее, больше никогда.

Кетт невольно почувствовал симпатию к этому человеку – дяде Л., доброму старине Локи Персивалю. Но серия невероятных совпадений превратила его в грязного параноика, погруженного в депрессию. Боль пожирала его изнутри.

Однако Кетт почувствовал кое-что еще. Внутри у него поднимала голову паника, страх перед тем, что ему предстояло узнать.

– И вы храните все записи, сделанные в вашем доме? – спросил Кетт.

– Папа, мне плохо, – сказала Эви.

– Одну минутку, – ответил он, продолжая смотреть на Персиваля в ожидании ответа.

Тот кивнул.

– Запись хранится в течение недели, потом я переписываю их на жесткий диск.

– И у вас есть записи вплоть до…

– Пять лет. Ну, почти.

– Папа, мне скучно, – продолжала Эви. – И плохо. И я хочу какать.

Роберт порылся в приложении, пробежался по интерфейсу и обнаружил набор небольших папок с обозначением дней недели. Кликнул на воскресенье и стал просматривать запись. В течение дня Персиваль находился в гостиной, и хотя он выходил из комнаты, не вызывало сомнений, что он не мог отсутствовать в доме в то время, когда убили его сестру, и никак не успевал похитить Делию.