Бульварное чтиво - [4]

В это время к подъезду кошкой кралась третья особь, наблюдавшая за битвой из-за угла. Сегодня ее день! Сейчас они попьют с милым Левой чаю, снимут бесполезные челюсти, дабы не загрызть друг друга в порыве страсти или не подавиться ими в момент поцелуев, и приступят к изощренным ласкам. О, Боги, знали бы вы, на что способны списанные со счетов пенсионеры! Никакая камасутра не может поспорить с эквилибристикой на ветхозаветном диване — скрипучем ложе с неоднократно подмоченной репутацией. Нет, диван великолепно справлялся с возложенной на него функцией. Он замечательно пружинил: остался еще порох в пороховницах; протяжно и эротично скрипел, добавляя соитию толику юношеского романтизма. Репутацию ему подмачивало ночное недержание дяди Левы. Утром старичок сушил диван утюгом, отчего комната благоухала ароматом печеных яблок. Дядя Лева распахивал форточку, и сквозняк выгонял из жилища компрометирующие хозяина запахи. Но легкий запашок все же оставался. За долгие годы он впитался в обои и никак не хотел улетучиваться. Территория была помечена, и квартиру вновь ожидал фестиваль разврата!

Иногда случались накладки. При встрече с поклонницами у ловеласа отшибало память, и дверь оставалась не запертой. В самый пикантный момент в квартиру могла ворваться нежданная гостья. Дядя Лева категорически возражал против шведского уклада, он придерживался традиционных взглядов, но на дальнейшее развитие событий повлиять не мог. Выяснение отношений происходило прямо в колыбели любви. Дядя Лева мог бы рыкнуть и замять конфликт в зародыше. Но он же не тэйсинтай! Дряхлый обольститель боялся, что ему поцарапают внешность. Так он и отсиживался на кухне, проклиная свою забывчивость. Обычно, изнуренная сладострастными утехами бабка не оказывала должного сопротивления. Поспешно натянув штопаные рейтузы, она набрасывала на разгоряченное тело пальтишко и выскакивала вон. Старая калоша уже получила свою порцию счастья, и обида не особо терзала ее. А вот дяде Леве приходилось несладко! Мало того, что сил на второй заход не осталось, приходилось выслушивать унизительные тирады о неверности и риске подцепить гонорею. Пристыженный лев слушал, потупив взгляд и ковыряя пальцем бакенбарды на лысом, украшенном пигментными пятнами черепе.

Кстати о бакенбардах! Бакенбарды являлись гордостью пережившего армию врагов и всех дружков витязя. Напрашивалось сравнение: витязя в тигровой шкуре, но, кроме черных семейных трусов, у дяди Левы ничего не было, даже приличного трикотажного костюма. Висели в шифоньере какие-то полинявшие рубашки и по многу лет нестиранные брюки… Однако вернемся к гордости! Каждое утро истерзанный любовными баталиями, но еще могучий лев внимательно рассматривал в зеркало бакенбарды а-ля Франц Иосиф, смачивал их особым раствором и взбивал массажной расческой. Через час или полтора бакенбарды обвисали, но ухаживать за ними постоянно старик ленился. Так до вечера и колосились желтоватые, под цвет лица, заросли от висков до складок вокруг массивного подбородка. Дополняли мужественный портрет густые брови и буйная растительность, торчащая из ушей и носа. Все это придавало престарелому ловеласу брутальность, своеобразный шарм. К тому же дарило бурные фантазии львицам из его прайда. Ошметки некогда пышной гривы им снились ночами, проникали в самые сокровенные места и щекотали эрогенные зоны. Зачем и как они туда проникали, я не имею понятия, об этом надо спросить у хозяек чудных сновидений. Поговаривали, что одна бабуся из его гарема умирая во сне, шептала искусанными губами: «Левушка, Лева…» Проснувшиеся родственники пытались привести ее в чувство, но тщетно. Бедняжка покинула грешный мир, утонув в омуте эротических грез.

Дядя Лева вел богемный образ жизни в прямом, неискаженном значении этого слова. В его квартире господствовал хаос; в самых неподходящих местах можно было обнаружить самые неожиданные вещи. Однажды в холодильнике он нашел забытый кем-то бюстгальтер с изрядно потертыми бретельками. Судя по размеру, хозяйка имела грудь больше, чем у Памелы Андерсон или Саманты Фокс. В хрустальной вазе, утратившей за многие годы блеск, прятались использованные презервативы. Дядя Лева очень боялся, что кто-нибудь из его старух «залетит». Дело в том, что в городе одна бабка родила в 65 лет нормального, без всяких отклонений ребенка. «А вдруг? — размышлял дядя Лева. — Начнут шантажировать, разговоры пойдут. На кой черт мне лишние проблемы?» Ваза стояла на журнальном столе в изголовье дивана, а дяде Леве не всегда хотелось бежать к мусорному ведру после испытанного наслаждения. Презервативы бросались им в вазу, да так и забывались в ней на неопределенное время. А уж сколько на стенках вазы размазано наследников — одному Богу известно.

Кроме скрипучего, с побитой на углах обшивкой, дивана у дяди Левы имелся проигрыватель и запиленная пластинка. С ней были связаны какие-то воспоминания, о которых он давно забыл. Оставаясь один, он ставил ее и прибавлял звук. «Отыщи мне лунный камень, талисман моей любви…» — клянчил проигрыватель; дядя Лева сидел с закрытыми глазами, интерес к внешнему миру и даже к обожаемым старушкам отходили на второй план. По его забитым холестериновыми бляшками извилинам разгуливали образы Джины Лоллобриджиты, Софии Лорен и почему-то Рудольфа Нуриева. Может быть, он хотел быть подвижным и стройным, как этот «летучий татарин», а может… даже страшно представить, что может скрываться под этим «а может». Также ему виделись пальмы, море и гигантская яхта с алыми парусами. Дяде Леве, вообще, много чего виделось. Кажется, у него проявлялись первые симптомы маразма. «Подари мне лунный камень…» — продолжал скулить динамик, но лунные камни дяде Леве были ни к чему, у него своих хватало. Они находились везде: в почках, в поджелудочной железе и даже в одном из полушарий головного мозга. По убеждению дяди Левы, появился он там после микроинсульта, произошедшего несколько лет назад. Дядя Лева требовал сделать томограмму, желая выявить месторасположение камня. На все увещевания врачей, что в голове камней быть не может, он раздраженно отмахивался, считая медиков сачками, мечтающими сократить годы его бесценной жизни.