Буквенный угар - [19]
«Только пересидела малёхо, „гармошки“ на пальчиках и на пяточках».
Я перескочила через выдох и вдохнула дважды. Значит, у меня родилась девочка. Не мальчик. Девочка. Мальчик у меня не родился. Родилась девочка. «Интересно, — подумала я, — опять девочка». И уснула.
Девочка словно подслушала мои мысли. Года в три мы впервые спросили ее: «Что тебе подарить на день рождения?» — «Грузовую машину», — сразу ответила она.
Маленькая ужимка судьбы. Ее принимали за мальчика первые восемь лет, стоило надеть шорты или джинсы вместо платьев-сарафанов.
Но потом вдруг, лет в десять, в преддверии касания луны, нежное нескладное личико осветилось женственностью.
Однажды мы пришли на утренний детский спектакль. В фойе пожилая дама наблюдала за моей девочкой и, улучив момент, обратилась ко мне: «Вот ведь девочка некрасивая — а глаз не отвести, так хороша!».
Она и впрямь такая — глаз не отвести.
Каким-то крылатым изгибом посажены ресницы.
Какой-то неуловимый трепет мерцает под очень белой кожей.
Так мило и неровно складываются губы, как у пухлого младенца во сне.
Нос — вот тут самое интересное. Нос бесформенный, как испеченная до истомы картошка. Но из-за него это личико хочется рассматривать без конца, чертя траектории от синих глаз к нежным вискам и вниз — к умилительному носу, и удерживать себя, чтобы не чмокнуть его тут же.
Первая ее школьная любовь, Митя, говорил: «У тебя нос как котлета, его хочется съесть».
Так странно с этим Митей — самый был популярный мальчик в десятых классах, девочки бросались на шею и тащили в постель сами, соперничали за право переспать с ним. «Я трахалась с Митей» — это заявлялось барышнями гордо и вызывало немедленную зависть.
Митя запал на мое нескладно-нежное пятнадцатилетнее дитя сразу же, как перешел к ним в класс. Сел за соседний стол и весь урок просидел боком к училке, не сводя глаз с пленительного лица.
Выполнив все обычные кульбиты брутального восторга (подравшись на виду объекта обожания, спрыгнув с пожарной лестницы, напившись на школьном вечере и даже накурившись травы), Митя наконец набрался смелости и предложил… дружить.
Именно что. Вяло снисходя к домогательствам шалых девок, с моей девочкой он умудрялся быть мальчишкой.
Безбашенным, обаятельным, задиристым пацаном.
И они дружили.
В кино ходили.
В парк.
На пляж.
В пиццерии покупали самую навороченную пиццу с двадцатью начинками и придирчиво выковыривали нелюбимые кусочки расплавленной мозаики.
Оливки — фу, перец — брр…
Намучивши вдоволь бедную еду, кидались друг в друга кусочками маслин, перчиками чили, кружками салями…
Он игнорировал родителей — она объясняла ему, почему они такие идиоты.
Он ненавидел сестру, которую ломало в очередной попытке соскочить с иглы, — а мой ангел, сигареты в жизни не нюхавший, рассказывал ему, как трудно наркоману в ломке, что сестру надо поддерживать, раз она пытается «соскочить», и каждый раз верить, что у нее получится, хоть сто раз до этого не получалось.
Митя вдохновлялся ее надеждой, ее небесной какой-то нежностью к людям и… прикончив пару жестянок слабоградусных коктейлей, шел на дискотеку с кем-нибудь подраться, ну и… сами понимаете.
Я слушала взахлебные дочкины «отчеты», качала головой: «Суб-ли-мация…».
Не знаю, чего стоило его мальчишескому сердцу и уму так полярно развести для себя чистое обожание моего ангела и гормональный ураган и стресс, избываемый с другими. Она все знала, но не ревновала, а сочувствовала.
Кто внушил ей, что не надо с ним спать? Не знаю…
Прекрасный старомодный стандарт целомудрия до брака царил в ее сознании. Царил негласно, тихо. Но его чтили все знакомые мальчики.
Ей было лет двенадцать, когда мы возвращались из Англии на машине и тянули за собой маленький трейлер, похожий на прицеп для перевозки лошадей.
У нас была страховка на машину.
Но в Польше требовалась страховка и на трейлер. Мы, конечно, этого не знали — пересекли пять европейских стран, где трейлер — это всего лишь твоя личная большая тележка, не предмет интереса для дорожных служб.
На него даже нет отдельного номера. Ты просто прикрепляешь номерной знак твоей машины на трейлер сзади — и едешь себе. Твоя машина и твой груз — все под одним знаком.
Но Польша — это уже не Европа по образу мысли.
Нас остановили сразу после границы.
Мы хорошо улыбались, показывали бумаги.
Не тут-то было.
Страховки на прицеп не было.
Щеголеватый полицейский велел отцепить трейлер — его отбуксируют на штрафстоянку.
Что-то резкое сказал муж.
Вскинул гордый подбородок польский пан.
Бросил напарнику несколько слов — пара слаженных движений, — и мужа в наручниках, руки за спиной ведут в решетчатый фургон с надписью «P0LIZIA».
Громко кричащей птицей бросилась моя девочка на спину полицейскому.
Молотила детскими кулачками своими, рыдала скривленным в гримаску личиком, висела на красной шее отчаянным горе-мешочком…
Паны растерялись.
«Децки» — это святое.
Сняли наручники, отпустили папу.
И сколько раз повторялось потом подобное.
Бросалась в гущу пацанячьей драки, чтобы вызволить очередную жертву.
Домой приводила — промыть, зеленкой помазать, пластырь налепить…
Бросалась в муть бойкотов в классе, когда спонтанно выбиралась жертва для тупой ровесниковской травли.
«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это история о матери и ее дочке Анжелике. Две потерянные души, два одиночества. Мама в поисках счастья и любви, в бесконечном страхе за свою дочь. Она не замечает, как ломает Анжелику, как сильно маленькая девочка перенимает мамины страхи и вбирает их в себя. Чтобы в дальнейшем повторить мамину судьбу, отчаянно борясь с одиночеством и тревогой.Мама – обычная женщина, та, что пытается одна воспитывать дочь, та, что отчаянно цепляется за мужчин, с которыми сталкивает ее судьба.Анжелика – маленькая девочка, которой так не хватает любви и ласки.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.
Анна Ривелотэ создает произведения из собственных страданий, реальность здесь подчас переплетается с призрачными и хрупкими впечатлениями автора, а отголоски памяти вступают в игру с ее воображением, порождая загадочные сюжеты и этюды на отвлеченные темы. Перед героями — молодыми творческими людьми, хорошо известными в своих кругах, — постоянно встает проблема выбора между безмятежностью и болью, между удовольствием и страданием, между жизнью и смертью. Тонкие иглы пронзительного повествования Анны Ривелотэ держат читателя в напряжении с первой строки до последней.