Буквенный угар - [18]
Взахлеб обожая первого детеныша, я боялась только одного: смогу ли любить второго ребенка?
О том, что найти квартиру с двумя младенцами очень сложно,
о том, что растить погодков трудно,
о том — на что жить,
где брать,
чем платить -
мне не думалось. Любовь — вечная моя сверхзадача. Чтобы ее хватило на всех…
Нас с будущим ребеночком ввергло в горнило еще до его рождения.
Четко помню тот день — четверг.
Страшно не хотелось ехать в деревню, куда «на солнышко, на молочко» бабушки забрали кохать первую мою дочку.
Цеплялась руками за мужнины плечи, просительно заглядывала в глаза.
Не помогало.
Оставаться в городе было невозможно. С квартиры мы съехали, он дорабатывал до отпуска последние деньки, ночуя у брата.
Черное тонкое индийское платье со сборками под грудью и золотой каймой по подолу, черные сандалии без задников — я была стильной беременной с шестимесячным пузиком. В сумочке рядом с книжкой лежал пакет с первыми вишнями — для вареников. В деревню со своими вишнями — наив городской дурехи.
Автобус летел сквозь зыбкий июльский зной, пассажиры дремали, я читала.
А потом вдруг оказалась скорченной меж полом и сиденьем.
Обняла живот руками.
Куда-то делась одна сандалия.
Кто-то кричал, кто-то рыдал.
Автобус застыл в небывалом поклоне.
На полу возле меня — россыпь неровных стеклянных квадратиков.
«Вишни помнутся», — подумалось мне.
Сразу и не дошло, что дохнула беда. Наш автобус столкнулся с КамАЗом.
В лоб.
Один водитель погиб.
Второму безнадежно зажало ногу дверью.
Автобус ударом отбросило в кювет.
Люди спешно покидали салон через разбитое окно. А я тупо смотрела на маленькую девочку с изрезанным личиком — ее задело брызгами тех стеклянных квадратиков, которые лежали на черном полу возле меня.
Не помню никаких звуков.
В разбитое окно заглянул молоденький священник с трогательной жидкой бородкой. Увидел меня на полу меж сидений и присвистнул. Осторожно вызволил из нечаянной расщелины, помог перебраться через окно (дверь заклинило).
В одной сандалии, мятом платье, но с сумкой и книжкой, я стояла в кучке прибитых людей и молчала. Детеныш внутри тоже по-взрослому молчал.
Подошел какой-то смешной дребезжащий автобус, и всех пассажиров куда-то повезли.
Не сразу спросила — куда. Оказалось — немного в сторону от того места, в которое направлялась я.
Водитель, поняв из моего лепета, что еду не туда, остановился.
Тормознул проезжавшего жигуленка и, наскоро что-то объяснив шоферу на мужском языке, умчался, позвякивая жестянкой автобусика в рыжей пыли грунтовки.
Я села в старенький жигуль. Белесый шофер смахивал на маньяка нарочитой пресностью и безликостью. Но мне было все равно.
Он и правда стал ко мне клеиться. К сильно беременной. В одной сандалии с книжкой в руках. Дурак.
Но его быстро привело в чувство случайно выясненное знакомство с моим свекром.
О, мужской мир! Загадочный и непредсказуемый!
Приставать с настырными нежностями к выбравшейся из аварии беременной женщине — можно. Но если ты знаком с отцом ее мужа — нельзя. Ну просто законы Мёрфи и следствия из них…
Как бы то ни было, мы с ребенком выжили в той аварии.
Остался лишь липкий страх. Он впился в кожу от корней макушечных волос до смешно поджатых мизинцев на ногах. Словно души погибших в той аварии дохнули жутью умирания на нас, уцелевших, и эта испарина смерти никак не сойдет с наших лиц…
На память о том касании смерти у ребенка осталось «везение» случайных травм.
Сталактит в пещере рассекал кожу на голове до белой кости.
Падение с турника на детской площадке вызывало сотрясение мозга.
Ободранная коленка распухала раной на два месяца чисток и перевязок.
Поход на каток оборачивался выбитой коленной чашечкой и двумя месяцами гипса.
«Дух смерти преследует дитя», — авторитетно заявляла бабушка, истово отмаливая, заслоняя, отводя незримое зло.
Дитя морщилось, я молчала…
На все вопросы есть доступные, четкие, неправильные ответы.
Мне нравятся ответы, которые как отсветы.
Как знание, которое четко во сне и испаряется с первой сменой декораций пробуждения.
Маленький затаившийся комочек в животе проигнорировал сроки прибытия в мир. Миновала сороковая неделя и даже сорок вторая, а детеныш не просился наружу.
Меня отвезли в роддом.
Меня наблюдали и кололи синестрол.
В ночь, когда начались схватки, роддом планово закрыли на сутки для приема рожениц, и в родзале на «арене» я была одна. Размягченные отсутствием других пациенток акушерки были со мной милостивы.
Меня обихаживали, как свою.
Все произошло быстро, роды были вторые, и боль была вполне сносной.
Акушерка быстро замотала кричащую девочку в кукольный сверток и, оглянувшись, нет ли поблизости доктора, ловко приложила ребенка к моей груди.
«Пусть поест своего», — пробормотала.
Маленькие десны четко знали, что делать, крохотный насос заработал с восхитительным ритмом. На красненьком личике читалось блаженство.
Мне тоже было кайфово. Такое чувство возникало потом только однажды, когда я впервые попробовала абсент.
Этакое благодушно-грустное расширение души и сознания…
«Хорошая девочка, четыре кило, пятьдесят два сантиметра», — похвалилась акушерка.
«У кого девочка? — подумала я. — Роддом же закрыт, я тут одна, а у меня должен быть мальчик».
«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это история о матери и ее дочке Анжелике. Две потерянные души, два одиночества. Мама в поисках счастья и любви, в бесконечном страхе за свою дочь. Она не замечает, как ломает Анжелику, как сильно маленькая девочка перенимает мамины страхи и вбирает их в себя. Чтобы в дальнейшем повторить мамину судьбу, отчаянно борясь с одиночеством и тревогой.Мама – обычная женщина, та, что пытается одна воспитывать дочь, та, что отчаянно цепляется за мужчин, с которыми сталкивает ее судьба.Анжелика – маленькая девочка, которой так не хватает любви и ласки.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.
Анна Ривелотэ создает произведения из собственных страданий, реальность здесь подчас переплетается с призрачными и хрупкими впечатлениями автора, а отголоски памяти вступают в игру с ее воображением, порождая загадочные сюжеты и этюды на отвлеченные темы. Перед героями — молодыми творческими людьми, хорошо известными в своих кругах, — постоянно встает проблема выбора между безмятежностью и болью, между удовольствием и страданием, между жизнью и смертью. Тонкие иглы пронзительного повествования Анны Ривелотэ держат читателя в напряжении с первой строки до последней.