Букет роз - [10]

Пристав начал терять терпение.

— Так-то оно так, — не сдавалась Фатьма, — но по субботам и мертвецы разговаривают.

Главное, выиграть время. Дать возможность мужу и его друзьям подальше уйти. Слава аллаху, в доме есть вторая дверь.

Пристав всегда кичился своим умением разговаривать с местным населением, но теперь он смекнул, что его дурачат.

— Если не откроешь, то сейчас же взломаем. Открывай, полиция! — прокричал он злобно.

— Так что же вы сразу не сказали? — всполошилась Фатьма и громыхнула щеколдой.

Непрошеные гости ввалились в дом.

— Обыскать! — приказал пристав и повернулся к Фатьме. — Послушай, женщина, у тебя, что ли, рук нет: почему так долго не открывала дверь?

Пристав подозрительно оглядел Фатьму. Ее простодушный вид несколько его успокоил.

— Эх, темнота, темнота, — сказал он вслух и подумал, что у такой дурочки, как эта баба, он быстро всю подноготную выведает.

— Так почему же ты не открывала дверь? — почти ласково повторил пристав свой вопрос.

— Я не знала, что это полиция.

— Так, так… Ты права, женщина, полиция никогда не обидит, а защитит всегда.

Фатьма спросила:

— Господин начальник, а к добру ли вы пришли в такой нехороший час?

— Конечно, к добру, женщина. — Пристав усмехнулся. — Нам Кули нужен. Он что, спит?

— Нет, ушел на промысел.

— Но почему так рано? До смены еще почти час.

— Да он всегда уходит пораньше — боится опоздать. Да и часов-то у нас нет, а живем в такой глуши…

— Да, в плохом месте живете, — согласился пристав, отстранил Фатьму и вошел в комнату, где спали дети. — А Ибиш где? — спросил он неожиданно. — Что-то я не вижу его среди спящих.

— Ибиш? А он в поселке, господин начальник, вернется утром.

— Почему утром?

— Боится ходить ночью через кладбище.

— Гм… боится? Странно, говорят, он очень храбрый.

Пристав посмотрел в сторону настороженного Фарруха.

— Ибиш храбрый, — улыбнулась Фатьма, — но ведь нынче суббота. Он их может встретить на кладбище. — Глаза Фатьмы испуганно округлились.

— Значит, дела ваши плохи. — Пристав громко расхохотался.

Смех и непривычное движение в комнате разбудили Сурию. Девчушка недоуменно уставилась на пристава сонными глазами. Фуражка с красным околышем, перетянутая на груди широкая коричневая портупея… Никогда она не видела такого.

— Как тебя зовут, девочка? — мягко спросил пристав.

— Сурия, — тихо прошептала девочка.

Взгляд ее притягивала блестящая рукоять маузера.

— Что ты так смотришь на мой карман? — улыбнулся пристав.

— У Сурии, — вмешалась Фатьма, — есть дядя. Он ей всегда в карманах приносит яблоки и конфеты.

Пристав перестал улыбаться и хмуро посмотрел на Фатьму.

— Ты должна честно ответить на мой вопрос. Подумай хорошенько. У тебя дети, и я желаю вам только добра.

— Что такое, господин начальник? Я всегда говорю правду.

— Ну хорошо. Я тебе верю, ты добрая мусульманка.

— Верно, господин.

— Скажи, пожалуйста, твой муж читает газету «Гуммет»?

— Иногда читает, а что? — спокойно ответила Фатьма.

— Вот и хорошо, милая, — обрадованно закивал головой пристав. — Мы против Кули-киши ничего не имеем. Только интересно, откуда он берет эту газету?

— Не знаю, господин.

— Ладно, можешь и не знать. Скажи мне, пожалуйста, Кули оставил газету дома или спрятал ее? Может быть, унес с собой? — вкрадчиво продолжал выпытывать пристав.

— А зачем ему уносить газету? Газета дома. Я ее куда-то припрятала.

— Вот ты сейчас и поищи.

Фатьма заглянула на полку — нет. Словно припоминая, огляделась внимательно.

— Ты хорошо помнишь, что Кули-киши отдал газету тебе? — все так же мягко и вкрадчиво продолжал пристав.

— А как же?

— И ты не помнишь, куда положила?

— Да пошлет аллах мир праху твоего отца, сколько в этой голове тягостных дум, всего не припомнишь. — Фатьма пожала плечами. — Ну и придумали вы мне заботу, господин начальник. Вспомнила. Газету я расстелила на дне сундука. Сейчас, сейчас…

Фатьма торопливо подошла к огромному сундуку, открыла крышку и стала перебирать его нехитрое содержимое. Пристав взял лампу и велел полицейскому придерживать крышку.

«Вот так и нужно действовать», — самодовольно решил он.

Фатьма выбросила все содержимое сундука, достала газету и передала ее приставу.

— Вот она. Пожалуйста, взгляните.

— Спасибо, спасибо, — проговорил офицер, но тут лицо его изменилось, брови сдвинулись. — Так это же «Каспий», дрянь этакая! — зарычал он.

— Как же это газета… дрянь? — с деланным испугом воскликнула Фатьма.

Пристав раздраженно прищелкнул пальцами:

— Эта газета легальная. А мне нужна «Гуммет». Слышала про такую?

— Ох, господин начальник, я ведь неграмотная. Ничего я в газетах не понимаю. Знаю только, мой Кули всегда вот эту читает.

— Тьфу! — Пристав резко повернулся, скрипнув сапогами и портупеей.

Делать нечего. Приходилось возвращаться несолоно хлебавши. Возвращались они прежней дорогой. Фаррух трусил. Слова Фатьмы о субботней ночи и мертвецах запали ему в душу. И вдруг послышалось глухое, мрачное завывание:

— Угу-у-у!.. Угу-у-у!

Фаррух так и присел со страху, сердце у него забилось, как воробьиное. И вдруг снова этот вой:

— Угу-у-у-у…

— Что за чертовщина? — проворчал пристав.

— Может, это мертвец? — пролепетал Фаррух.

— Дурак! — Пристав передернул плечами и прибавил шагу.