Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции - [27]

Шрифт
Интервал

.

Бальмонт с упоением пишет о том, как радостно уноситься воспоминаньями от «тусклой раздробленной и некрасивой Современности» в иные страны и иные времена. Размышляя о «великих народах», поэт пишет о неповторимой миссии каждого из них: «Великие народы, завершая свои полные или частичные циклы, превращаются как бы в великие горные вершины, с которых от одной верховности к другой, доносятся возгласы духов и волшебные полосы бестелесного света, ясно зримого для души». По мнению Бальмонта, у каждого народа своя историческая и культурная роль, между судьбами народов нет не только тождества, но даже и сходства, и глубоко «заблуждаются» те, которые говорит лишь о «круговращении и простой повторности циклов», поскольку «каждый народ – определенный актер с неповторяющейся ролью, на сцене Мирового Театра. Каждая страна есть определенная и не похожая на другие, горница в Тереме Земных Событий»[244].

В стихах этого сборника, так же как и в сборнике «Литургия красоты (Стихийные гимны)» (1905), поэт пишет, что особое значение в истории человечества в том прошлом, в котором современники поэта хотят «освежиться» от настоящего, имеют «три владычицы мечтаний, три хранительницы тайных талисманов» – Ассирия, Египет, Индия.

Поэт еще раз подчеркивает, что Индия отличается «многогранностью» Ума и Мудрости: «Как в природе Индии есть все оттенки и противоположности, самые мертвые пустыни и самые цветущие оазисы. Индия – законченная в своих очертаниях Страна мысли, а в Мысли есть и Мечта, как в зеленых стеблях таятся нераскрытые цветы»[245]. В этой великой мысли есть все: «.Поклонение Жизни и поклонение Смерти, служение солнцу и многообразная поэтизация всех наших темных влечений, исторические бури завоевательных убийств, и боязнь уничтожить своим прикосновением малейшее существо, которое летает и звенит, изваяния просветленности, спокойные лики существ, похожих на зеркальные помыслы озера, на сновидения лотоса, и чудовищные лица свирепых божеств, которые упиваются жестокостью и умерщвлением, все концы, все узлы, все грани, всё безгранное, слияние всех малых потоков в одном неизреченном и бессмертном Океане»[246].

Более всего, по мнению поэта, Индия связана со стихией Воздуха. Именно мысли о «постоянной связи бесконечно-малого с Бесконечно-Великим» и о добровольной жертве как «о светлом пути к беспредельной всемирной радости» больше всего нравятся поэту. Первая мысль связывается им то с Водою, то с Воздухом, а вторая с «самой родной» стихией – Землей. Земля и Вода – это две крайности, связанные Воздухом, который сам есть «единство в разности», то, что соединяет эти две «крайности» своей «сущностью»:

Наш Воздух только часть безбрежного Эфира,
В котором носятся бессмертные миры.
Он круговой шатер, окров земного мира,
Где Духи Времени сбираются для пира,
И ткут калейдоскоп сверкающей игры[247].
Начало и конец всех мысленных явлений,
Воздушный Океан эфирных синих вод,
Ты солнце нам даешь над сумраком томлений,
И красные цветы в пожарах преступлений,
И в зеркале морей повторный Небосвод[248].

А что собой представляет Стихия Земля, с коей также связана и Индия? Чтобы описать драматизм связи человека с его «прародительницей Землей», Бальмонт приводит отрывок из пронзительно-печального стихотворения Брюсова «У земли»:

Помоги мне, Мать-земля,
С тишиной меня сосватай.
Глыбы черные деля,
Я стучусь к тебе лопатой.
Ты всему живому – мать.
Ты всему живому – сваха.
Перстень свадебный сыскать
Помоги мне в комьях праха[249].

Но: «Не на могилах ли цветут самые зеленые травы?» – спрашивает поэт. Он уверен, что «земля дает нам свадебное кольцо, и что одежда ее – не черная, а изумрудная»[250].

Да, земля может предстать как «темная», «жадная», «неоглядная»:

Страшно-огромная, с этими взрывами скрытых огней.
Вся ещё только – намек и рожденье,
Вся – заблужденье
Быстрых людей и зверей.
Вся ещё алчность и крики незнания,
Непонимание. Бешенство дней и безумство ночей.
Только сгорание, только канун просветления.[251]

Что же будет? Что останется после катастрофических «сгораний» и непрекращающихся разрушений? Нива, нежный шелест колосьев, «вечный труд», виноградная лоза – «гроздья ягод над землей». Поскольку жив человеческий род и жива природа – вечный объект его неустанного труда.

О, победное зерно.
Гроздья ягод бытия!
Будет белое вино,
Будет красная струя!
Протечет за годом год,
Жизнь не может не спешить.
Только колос не пройдет,
Только гроздья будут жить.
Не окончатся мечты.
Всем засветится весна!
Литургия красоты
Есть, была, и быть должна![252]

Вероятно, в это время Бальмонт начинает не просто задумываться над возможностью поездки в Индию, но планировать это путешествие, убеждая Брюсова отправиться с ним в эту «сказку фей». Он пишет Брюсову в июне 1903 г.: «Весь теперь в мечтах о следующем. К январю я кончаю Шелли, Эдгара По и третий том Кальдерона. Затем в течение многих месяцев читаю миллионы книг об Индии, Китае и Японии. Осенью будущего года еду в кругосветное путешествие. Константинополь, Египет, вероятно, Персия, Индия, часть Китая, Япония. На обратном пути Америка. Путешествие – год. Если б Вы захотели поехать вместе со мной, это была бы сказка фей. Поедемте. Подумайте, что за счастье, если мы вместе увидим пустыню и берега Ганга, и священные города Индии, и сфинкса, и Пирамиды, и лиловые закаты Токио, и всё, и всё»


Рекомендуем почитать
Социально-культурные проекты Юргена Хабермаса

В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.


Пьесы

Пьесы. Фантастические и прозаические.


Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу

История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.


Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.


Вторжение: Взгляд из России. Чехословакия, август 1968

Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.


Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия

Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.