Буало-Нарсежак. Том 3. Та, которой не стало. Волчицы. Куклы. - [37]

— А вы действительно?..

— Что?

— Да нет, ничего… Вот и наша улица. Дом там, в конце.

— Вы здорово ориентируетесь в таком тумане.

— Привычка, инспектор. Свой дом я найду и с закрытыми глазами.

Их шаги гулко звучали на покрытой цементом дорожке. У ворот они остановились, и Равинель достал ключи.

— Как знать, может, в вашем почтовом ящике уже лежит какая-нибудь весточка? — сказал Мерлен.

Равинель открыл дверцу, и полицейский запустил руку в почтовый ящик.

— Нет, ничего.

— Меня бы это удивило, — проворчал Равинель.

Он отпер дверь дома, быстро прошел на кухню, спрятал письмо, по-прежнему лежавшее на столе, и вынул торчавший в двери нож.

— Хорошо тут у вас, — заметил Мерлен, входя. — Такой вот маленький домик… Раньше я о таком мечтал.

Он потер руки и снял свою шляпу. Он был почти лыс, и шляпа оставила на его лбу отметину.

— Я хотел бы осмотреть дом, если позволите.

Равинель провел его в столовую, по привычке погасив при этом свет на кухне.

— Ага, вот и сумочка! — воскликнул Мерлен.

Он открыл ее и, перевернув, вывалил все содержимое на стол.

— А где ключи? — спросил он, отодвигая толстым пальцем пудреницу, кошелек, носовой платок, губную помаду и начатую пачку сигарет.

Ключи? Равинель совсем забыл об этом.

— Нет! — отрезал он. — Вот лестница наверх.

Они поднялись на второй этаж. В спальне кровать, где спал Равинель, еще хранила отпечаток его тела.

— Понятно!.. — задумчиво сказал Мерлен. — А куда ведет вот эта дверь?

— В гардеробную.

Равинель открыл дверь, раздвинул висевшую на вешалках одежду.

— Все на месте… за исключением мехового пальто, которое жена собиралась нести в чистку… Вполне возможно, что…

— А костюм цвета морской волны? Вы о нем говорили там…

— Да, конечно… Костюма тоже нет.

— Обувь?

— Обувь вся здесь — по крайней мере новая. Мирей любила раздавать свои старые вещи. Поэтому трудно сказать точно.

— А эта комната?

— Это мой кабинет. Входите, инспектор. Извините за беспорядок… Вот, садитесь в кресло. У меня тут есть бутылочка коньяку. Погреемся немного?

Он вынул из ящика стола бутылку, в которой оставалось еще немного коньяка. Но стакан был только один.

— Садитесь. А я пока сбегаю принесу еще стакан.

Теперь присутствие Мерлена даже ободряло его, позволяло ему вновь ощутить себя хозяином в доме. Он спустился, прошел через столовую, вошел в кухню и от ужаса застыл у окна. Этот силуэт там, возле ворот…

— Мерлен!

Он так заорал, что инспектор устремился вниз, перепрыгивая через ступеньки, и тут же, побледневший, оказался на кухне.

— Что такое? Что случилось?

— Там!.. Там Мирей!

X

На улице, разумеется, никого не было. Равинель уже понял, что Мерлен напрасно теряет время, что совершенно бесполезно бегать, искать…

— Вы твердо уверены, Равинель?

Бывший полицейский вернулся, весь запыхавшийся. Оказалось, он добежал почти до конца улицы.

Нет, Равинель отнюдь не был уверен. Ему показалось, что… Он силился точно воспроизвести в воображении то, что он видел, но для этого требовались покой и тишина. А Мерлен окончательно выводил его из себя своими вопросами, своими хождениями туда-сюда, своими жестами. Дом был слишком мал и слишком хрупок для такого типа, как Мерлен.

— Послушайте, Равинель! (Он уже отбросил за ненадобностью обращение «господин».) Меня вы хорошо видите?

Он опять вышел, встал за воротами и прокричал оттуда, проверяя, как слышит его Равинель. Это выглядело смешно — как будто они играли в прятки.

— Ну?.. Отвечайте.

— Нет, я ничего не вижу.

— А здесь?

— И здесь тоже.

Мерлен вернулся в кухню.

— Ладно, Равинель. Признайтесь. Ведь вы ничего не видели. Вы просто взволнованы. Увидели столб и приняли его за…

Столб? А почему бы и нет? По крайней мере это подходящее объяснение… И все-таки… Равинель ведь ясно видел, что тень двигалась. Он буквально упал на стул. Мерлен прижался лицом к оконному стеклу.

— Во всяком случае, вы не могли бы опознать… Почему же вы крикнули: «Мирей!»?

Отставной инспектор повернулся и, уткнув подбородок в грудь, подозрительно посмотрел на Равинеля.

— Скажите, а вы меня не дурачите?

— Клянусь вам, инспектор!

Он точно так же клялся вчера Люсьене. И почему это никто ему не хочет верить?

— Давайте-ка соберитесь с мыслями. Если бы на улице кто-то был, я обязательно услышал бы шаги. Чтобы добежать до ворот, мне понадобилось не более десяти секунд.

— Не обязательно. Ведь вы сами так шумели!

— Ах вот как! Значит, это я во всем виноват.

Мерлен шумно дышал, надувая щеки. Чтобы успокоиться, он начал свертывать самокрутку.

— Тем более что я остановился на тротуаре и прислушался.

— Ну и что?

— А то, что туман все-таки не поглощает звук шагов.

Зачем упорствовать, спорить, пытаться доказать ему, что Мирей стала неслышной, как ночь, неосязаемой, как воздух?

Быть может, она тут, рядом с ними на кухне, и, чтобы предстать вновь, ждет лишь ухода этого чужака. Надо же, поручить бывшему инспектору уголовной полиции разыскивать душу… Это же смешно! Как он сам-то мог понадеяться, что этот Мерлен…

— Ладно, проехали, — сказал экс-полицейский. — У вас было видение. На вашем месте я бы сходил к доктору и рассказал ему все: свои подозрения, страхи, видения…

Он лизнул свою самокрутку и принялся внимательно разглядывать стены, потолок, как если бы хотел проникнуться атмосферой этого дома.