Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз - [123]

Уехать — эта мысль приносит ему внезапное озарение и облегчение. Перед глазами встают небоскребы с бесчисленным множеством окон, пальмы вдоль проспектов и все остальные иллюстрации из журналов, которые он часто перелистывал у себя в кровати. Америка! Калифорния! Он станет бизнесменом и, как знать, вдруг да и поможет своему отцу. Да-да, он, тот самый больной, которому, быть может, порой желали смерти. Реми улыбается.

— Тебя я, конечно, заберу с собой.

Клементина грустно качает головой.

— Ну полно, — бормочет она. — Образумься. Не так все просто.

Но Реми, воодушевившись, направляется в библиотеку, достает атлас и разглядывает Атлантический океан и огромный американский материк, покрытый сетью автомагистралей и паутиной железных дорог. До Нью-Йорка — сутки. До Сан-Франциско — еще сутки. Приблизительно так… До мечты — рукой подать. И не будет больше кошмаров. Там, на другом конце земли, он станет другим человеком. «Я этого хочу». Надо только захотеть… Реми даже не заметил, как ушла Клементина. Он курит. И мечтает. И словно второй раз на свет рождается. Там, в Америке, есть дядины агенты, которые ему писали, служащие, сведущие в деле люди. Надо лишь добавить денег. Остальное мало-помалу приложится. Вот только бы Раймонда…

Реми срывается с места, на ходу швырнув атлас в кресло, мчится по коридору. Если ему загорелось что-то сделать, ни минуты ждать не будет. Реми стучит в дверь:

— Раймонда, это я, откройте!

Раймонда отворяет, и он сразу замечает: она плакала. Но сейчас ему не до мелких горестей молодой женщины.

— Раймонда!.. У меня грандиозная идея.

— Можно чуть позже? Я немного устала.

— Нет, нельзя. Это нужно сразу. Я быстро… Вы уже знаете… что мама… я-то в курсе. Только что был в клинике. Ну и глупцы же вы все — зачем от меня скрывали.

— Значит, отец вам рассказал о..?

— Как же! Я сам все разузнал… Представьте себе, могу действовать самостоятельно… и вот…

Реми придвигается к Раймонде, хватает ее за руки.

— Выслушайте меня, Раймонда… и запомните, что я больше не ребенок… Я получаю дядино наследство… И имею теперь право считаться юридически дееспособным — я об этом где-то читал и еще разузнаю поподробнее.

Реми умолкает, вдруг оробев.

— Так. И что же? — спрашивает Раймонда.

— А то, что я уезжаю… ну, туда — в Калифорнию.

— Вы?

— Именно, я. Потому что если я останусь здесь, то будут еще несчастья… А там…

Раймонда бросает на него тревожный взгляд, и Реми раздраженно откидывает назад челку.

— Там, — продолжает Реми, — я окончательно поправлюсь.

— А как вы собираетесь жить один в незнакомой стране?

— Ну почему же один… С вами.

Реми краснеет, отпускает руки Раймонды, чтобы она не почувствовала, как дрожат его собственные. Сейчас у него непременно должен быть решительный вид сильного, уверенного в себе человека.

— Раймонда… мой дядя — там, в Мен-Алене, — предложил вам… Помните?.. И я прошу вас о том же. Вы мне все равно нужны.

Реми прячет в карманы кулаки, делает круг по комнате, мимоходом пнув пуфик.

— Раймонда! Давайте поставим точки над «i». Я вас люблю. То есть я не предлагаю вам руку и сердце — сейчас не время, — а говорю то, что есть. Хотя, в конечном счете, ничего неуместного здесь нет. Да, я вас люблю, вот и все. Но я решил уехать, порвать с печальным прошлым… Вы помогли мне стать мужчиной… Так помогайте же до конца.

— Реми, вы, должно быть, шутите?

— Уверяю вас, мне не до шуток. С сегодняшнего утра все пойдет по-другому; поймите же!

— А как же… ваш отец?

— Отец!.. Уж от чего — от чего, а от моего отъезда он сон не потеряет… И потом, там я буду для него полезен… Ну что, вы согласны? Или нет?

Раймонда медленно опускается на краешек стула, не сводя глаз с Реми. На этот раз она отвечает без колебаний:

— Нет, — шепчет она. Нет… Это невозможно. Нельзя, Реми… На меня вы рассчитывать не должны.

— А на кого же еще? — вскипает Реми. — Вы столько лет находитесь рядом со мной. Все, что было хорошего в моей жизни, исходит от вас. В этом доме вы — единственная живая душа; вы одна умеете смеяться, любить.

Раймонда упрямо качает головой.

— Отказываетесь?.. Ну отвечайте же!.. Вы что, боитесь меня?.. Боитесь, да?.. Но вы ведь прекрасно знаете, что уж вам-то моя ненависть вовеки не грозит.

Реми замолкает, пораженный внезапной догадкой. Поразмыслив, он продолжает, опустившись перед Раймондой на колени:

— Ну будьте же со мной откровенны! Скажите, вы совершенно уверены, что не можете уехать?

— Да.

— У вас здесь есть любимый?

Движением многоопытного, все понимающего мужчины Реми поднимает ей подбородок и пристально всматривается в непроницаемое, застывшее лицо.

— Все ясно. Есть.

Ноздри его вздрагивают. Реми поднимается с колен.

— Как я раньше не догадался. Хотя, Раймонда, подождите. Кое-что остается непонятно: вы ведь никуда не ходите… Даже вечерами… Где же скрывается ваш любовник?

И сам мгновенно понимает все.

— Он живет в этом доме… Кто же? Надеюсь, не Адриен? Раймонда начинает плакать, вскинув полусогнутую руку, словно пытается защититься от удара. Но Реми не отваживается на следующий шаг: в новую пучину, которую, оказывается, уготовил ему злой рок. И тело, и мысль его замирают на месте, а во рту появляется привкус горечи.