Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс. - [16]

Я въехал в Бовуар, в реальный мир. Завтра надо будет наведаться в Гро-Кайу, осмотреть кобылу. Неблагодарная работенка. Я заметил, что хозяин табачной лавки подает мне знаки, но я не был расположен останавливаться. К тому же, не знаю уж по какой ассоциации, я вдруг вспомнил, что ничего не купил для Элианы, хотя до сих пор из каждой поездки в Нант возвращался с каким-нибудь сувениром. Она-то, конечно, ни в чем бы меня не упрекнула. Зато я теперь на протяжении всего вечера рта не открою, терзаясь угрызениями совести. Я невольно сбросил газ. Будь у меня побольше мужества, я бы повернул назад. Предпочел бы исчезнуть. Но я был уже у своего дома; предстояло продолжать жить, лгать, обманывать всех вокруг. Я собирался свернуть к гаражу, как вдруг обнаружил «пежо» доктора Малле. Врач — в моем доме? Тут я вспомнил о знаках, что подавал мне Курийо, владелец табачной лавки, и осознал, что случилось что-то серьезное. В этот миг из дома вышел какой-то мужчина и, увидев меня, прокричал:

— А вот и он!

Я остановил машину у входа. Последующее происходило в каком-то тумане. Помню только свое изумление и ужас, когда кто-то сказал мне:

— Она внизу, в вашем врачебном кабинете.

На крыльце и в вестибюле толпились люди. Передо мной расступились, и я увидел склоненного над Элианой Малле. Он с усилием распрямился и утер лоб.

— Она упала в колодец, — коротко сказал он и вернулся к прерванному занятию — он делал Элиане искусственное дыхание. Не оборачиваясь, он добавил: — Жить будет, но еще бы чуть-чуть…

Какая-то женщина всхлипывала. Я узнал матушку Капитан. Том тоже скулил, и от входа шел гул разговоров. Страх отнюдь не сковал меня. Мне было не впервой попадать в переделки. Я аккуратно выставил матушку Капитана и закрыл за ней дверь. Потом вернулся к доктору. С виду я был совершенно хладнокровен, но под черепом у меня подобно колоколу в тумане беспрестанно бухало: «Колодец… Колодец…» Элиана еще не пришла в сознание. Она была перепачкана землей, мертвенно-бледная, вымокшая, жалкая со своими слипшимися волосами и каплями воды на лбу. Никогда еще я не был так уверен, что люблю ее. Никогда еще мои руки не были столь искусны и заботливы. Малле, изнуренный, закурил сигарету.

— Теперь-то она выкарабкалась, но какое-то время мне казалось, что я не верну ее к жизни, — сказал он. — Еще каких-нибудь три минуты — и все, крышка!.. Вызволить ее, похоже, было не так-то просто. Вниз спустился Гаэри, каменщик… Ее привязали. Когда я подъехал, ее как раз поднимали наверх… И на протяжении сорока минут она не подавала признаков жизни. Я был в отчаянии…

— Но как это могло произойти? — спросил я. (Этот вопрос не давал мне покоя.)

— Понятия не имею. Тревогу поднял ваш пес. Он лаял так громко, что пришла соседка. Пес с лаем носился вокруг сруба. Тогда соседка заглянула в колодец и увидела вашу жену, которая еще барахталась… Впрочем, об этом лучше меня расскажет вам она сама. Телефоном она пользоваться не умеет. Она чуть с ума не сошла — никого рядом. Тогда она побежала к Пейюссо… Их сын вскочил на свой мопед и поехал за мной. А время-то шло. Можете себе представить. А у меня еще был больной, которого я не мог сразу бросить. В общем, все было против нас. По счастью, в табачной лавке малыш Пейюссо нашел подмогу.

Малле вновь подошел к Элиане, и мы перевернули ее на живот.

— Все обойдется, — сказал он. — Из нее вышла вся вода.

Видно, он так перепугался, что теперь говорил без остановки.

— Идите приготовьте грелки. Ей только бронхита не хватало.

Элиана судорожно икнула.

— Поторопитесь, — прикрикнул на меня Малле.

Я вышел и поблагодарил всех, кто пришел. Мне не терпелось остаться одному, чтобы расспросить Элиану. Раз уж я решил говорить все без утайки, я должен подчеркнуть и эту деталь. Несмотря на все мои страдания, мозг мне буравила одна мысль: узнать, что же произошло. Почему колодец?.. Я был бы меньше потрясен, если бы Элиану, к примеру, сбил автомобиль. Но колодец! Это было так необъяснимо, так ужасно. Я заверил всех, что Элиана вне опасности. Участие этих людей согревало мне душу, но их любопытство раздражало. Тут я подумал о Мириам, о том, как она обрадуется, узнав, что та, кого она называла «другой», была на волосок от смерти; и здесь-то, в этом вестибюле, где говорили все сразу, я осознал, что Мириам действительно имеет права на меня и если бы Элиана умерла… Отмщение, стыд, некое головокружительное прозрение — и я в кратчайший миг обнаружил, кто я: я — виновный. Я вернулся. Доктор поддерживал Элиану — она уже открыла глаза и теперь смотрела на меня. Я разразился рыданиями. Знаю, сколь условно это выражение, и тем не менее не нахожу лучшего. Судороги сотрясали мне грудь; зло покидало меня. Я вновь мог выдерживать ее взгляд, в который возвращалась жизнь, еще неуверенно, как если бы Элиана не узнавала мир, где только что проснулась. Я не решался ее обнять. Я не мог оторваться от этих глаз, которые, казалось, что-то искали.

— Это ваш муж, — сказал Малле.

Я опустился подле нее на колени. Она повернула ко мне голову.

— Франсуа, — еле слышно прошептали ее губы. — Как я испугалась… Не уходи.