Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс. - [18]

Элиана устало опустила голову на подушку и промолвила:

— Я тоже.

— Ты хотела набрать воды?

— Да нет. Я вышла в сад, уж и не помню зачем… Странно, что я это забыла… может, чтобы срезать цветов, не знаю… Внезапно на меня навалилась огромная усталость… Никогда раньше я такой не испытывала. В глазах потемнело, голова закружилась… Я увидела колодец. Я не хотела к нему подходить, но помимо своей воли очутилась рядом. Села на край колодца. И кувырнулась.

— Погоди. Не так быстро. Сначала скажи, что это была за усталость.

— Не знаю.

— Может, ты съела что-нибудь не то?

— Нет.

— И ты даже не смогла вернуться домой?

— Нет, не смогла.

— Элиана… Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь.

— Да нет же, дорогой, уверяю тебя.

— Ты могла бы позвать на помощь.

— Я не могла ни заговорить, ни пошевелиться.

Я умолк, пытаясь подобрать подходящий диагноз — как-никак я кое-что смыслю в медицине. Элиана — женщина крепкая, нервным созданием ее никак не назовешь. Ни одного мало-мальски пригодного объяснения я не находил.

— В общем, тебя как будто парализовало?

— Да.

— Тебе было больно?

— Нисколько… Не тревожься, Франсуа, милый… Все позади. Я не хочу больше об этом думать.

— Но я-то должен думать об этом. Твое недомогание может возобновиться.

Она прикрыла сгибом локтя глаза и очень быстро проговорила:

— Тогда уж лучше умереть.

— Перестань, Элиана. Я не узнаю тебя. У тебя было головокружение. Так. Ты присела на край колодца… Но он довольно широкий. Ты соскользнула? Как вообще все произошло?

— Я почувствовала, что ухожу… Это было сильнее меня… У меня не осталось никаких сил… Даже не было желания защищаться.

— Защищаться? Но ведь никто на тебя не нападал.

— Верно. Не знаю, как это выразить… Это было ужасно и вместе с тем приятно… Я была совершенно опустошена, расслаблена… Откинулась назад. Затылком ударилась обо что-то твердое. Тут у меня шишка…

Я потрогал шишку под волосами, и Элиана застонала. Шишка была здоровенная.

— У меня было такое ощущение, что я падаю очень долго, — продолжала она. — А потом я, должно быть, упала плашмя на воду… всплеск был оглушительный… Я не пошла ко дну, но от холода перехватило дыхание.

— Замолчи, — прошептал я.

Меня, восприимчивого, склонного сопереживать страданиям животных и людей, эти подробности мучили. Но Элиана этого не замечала. Быть может, ей становилось легче от того, что она выговаривалась.

— Я пыталась удержаться… камни были скользкие… Сознание я потеряла не сразу… там оказалось неглубоко, и я могла бы просто стоять. Так мне казалось… А после я мало что помню… Самым страшным был холод, который входил в меня.

Я закрыл ей рот ладонью. Она поцеловала ее.

— Как дальше жить? — спросил я. — Разве я смогу теперь оставить тебя одну?

Я уже видел, как этот колодец разверзается у меня под ногами. Ослизлые камни, ледяная вода — все эти подробности подобно ножам вонзались в мою плоть. Я поднялся, охваченный яростью, что проистекала от переизбытка страха.

— Я велю заделать его, и немедленно! — вскричал я. — А потом доктор тебя обследует. Если понадобится, съездим на консультацию в Нант. Я хочу знать точный диагноз. В этом недомогании есть что-то противоестественное.

— Прошу тебя, Франсуа!

Я спустился в сад. Земля возле колодца была утоптана. Теперь я присел на край колодца и увидел на камнях глубокие царапины. Нетрудно было себе представить, что тут разыгралось. А я… Я наклонился и увидел далеко-далеко внизу голубой лоскут неба и маленький черный шар своей головы. Зависнув вот так над пустотой, я бы неминуемо опрокинулся вниз, если бы силы вдруг оставили меня. Я попробовал, как бы это могло быть, и тотчас с колотящимся сердцем уцепился за сруб.

Был какой-то злой рок в том, что Элиана оказалась здесь как раз в преддверии обморока. Тем более что обычно она почти никогда не подходила к колодцу. Летом поливкой занимаюсь я, а когда у меня слишком много работы, к нам два раза в неделю во второй половине дня приходит садовник из Бовуара». Отворилась калитка. Приехал доктор Малле. Я бросился ему навстречу, поделиться своими опасениями. Малле лет под сорок, он невысокий, крепкий, коренастый. Особой утонченностью не отличается, зато многоопытен и осторожен. Я бывал у него не часто — вечно времени не хватает, да и близости особой между нами нет. Но его суждениям я доверяю.

— Вы излишне драматизируете ситуацию, — сказал он. — Такое может случиться с кем угодно и где угодно. Конечно, здоровье у вашей супруги крепкое, но это ничего не значит. У меня самого однажды случился за рулем кратковременный сердечный обморок, и я здорово расшибся. Тогда я обратился к своему патрону в Нанте. Он обследовал меня вдоль и поперек, но так, черт возьми, и не сподобился объяснить, почему у меня на две-три секунды отказало сердце. И я подобно вашей жене тоже почувствовал, что ничего не могу с собой поделать. Я умирал. Умирал в буквальном смысле слова. Ощущение и в самом деле не из приятных. Кстати, она случаем не беременна?

Он уже направлялся к лестнице. И сам себе возразил:

— Нет. Думаю, что нет. После такой ледяной ванны у нее были бы совсем другие симптомы… Мы еще посмотрим, но особенно расстраиваться не из-за чего, поверьте!