Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние - [156]

.

В то же время послы не обошли своим вниманием ближайшую приятельницу и сподвижницу императрицы княгиню Екатерину Романовну Дашкову. О ее участии в дворцовом перевороте 1762 г. сообщал Р. Кейт1003. В своих мемуарах Бэкингэмшир описал внешность Екатерины Романовны: «Княгиня Дашкова, дама, чье имя, как она того несомненно желает, останется в памяти следующих поколений, замечательно хорошо сложена и производит приятное впечатление … Лицо ее красиво и черты его совсем недурны»1004. Она много читает, обладает «одинаковой живостью тела и ума и быстро схватывает ситуацию». Посол отметил, что Дашковой присущи «превосходящая всякое описание смелость», а также … черствость. При определенных условиях, полагал он, первой ее мыслью было бы освободить все человечество, а следующей – «превратить людей в своих рабов». Ему явно импонировала расположенность Екатерины Романовны к английской нации. Однажды в разговоре с ним Дашкова заявила: «Почему я не родилась англичанкой? Я обожаю свободу и порыв вашей нации»1005.

Рассуждая об особой привязанности ряда высокопоставленных чиновников к Англии, Бэкингэмшир считал, что таковых было при дворе Екатерины II немного. Большинство же сановников, особенно тех, кто выполнял дипломатические поручения при иностранных дворах, по его мнению, были «весьма пристрастны» к французской нации. «Правами, обычаями и языком» французов они приучены восхищаться, вследствие данного им воспитания, и потому «в силу ли этого пристрастия или просто невежества, их депеши наполнены внушениями неутомимых эмиссаров этой страны»1006. К «франкофилам» Бэкингэмшир причислял Панина, утверждая, что тот «совершенно на стороне французов и составляет лишь орудие в руках их министров», а также княгиню Дашкову. Дипломат полагал, что она «сильно предана интересам Франции»1007. Между тем современный историк Э. Кросс считал княгиню англоманкой, одной из тех, кто «глядел на Англию с почтением и восторгом»1008. Подобное противоречие в оценках пристрастий Дашковой к той или иной европейской культуре объяснялось, на наш взгляд, довольно просто. В юности княгиня, как и большинство представителей аристократических семейств, получила французское образование, интересовалась французской культурой, в зрелые же годы, особенно после посещения Великобритании в 1769–1771 гг., она увлеклась трудами английских просветителей, и даже с некоторыми из них познакомилась лично. В своих «Путевых заметках» Дашкова с восторгом писала: «Англия мне более других государств понравилась. Правление их, воспитание, обращение, публичная и приватная их жизнь, механика, строения и сады, все заимствует от устройства первого и превосходит усильственные опыты других народов в подобных предприятиях»1009. Как видно, культурные пристрастия княгини с годами заметно изменились: из галломанки она превратилась в англоманку.

Остановился на характеристике княгини Дашковой в одном из своих донесений и Макартни. Так, он подметил, что овдовев, княгиня стала вести уединенный образ жизни, а вскоре решила переехать в Москву. Перед отъездом она пришла проститься с императрицей. Поскольку ей давно уже был запрещен приезд ко двору, потребовалось ходатайство графа Панина, чтобы Екатерина II согласилась увидеться с ней перед отъездом. «Прием, оказанный ей, был таков, как ей и следовало ожидать, т.е. холоден и неприветлив; кажется, все рады ее отъезду», – сообщал посол, а затем дополнял свою информацию собственными наблюдениями о княгине. «Будучи лишь двадцати двух лет от роду, – писал Макартни, – она уже участвовала в полудюжине заговоров; первый из них (дворцовый переворот 1762 г. – Т.Л.) удался, но не получив заслуженной, по ее мнению, награды, она принялась за новые заговоры, которые оказались неуспешными; единственное ее наказание состояло в лишении милостей государыни, сохранившей к ней до тех пор некоторое расположение. Эта женщина, – продолжал дипломат, – обладает редкой силой ума, смелостью, превосходящей храбрость любого мужчины и энергией, способной предпринимать задачи самые невозможные, для удовлетворения преобладающей ее страсти; такого рода характер весьма опасен в стране, подобной здешней, особенно, когда он является рядом с привлекательным обращением и красивой наружностью»1010.

Возможно, что наблюдения за деятельностью княгини Дашковой, привели дипломата к выводу о заметной роли женщин в российском обществе. «Несмотря на свирепость этого народа, – писал он, – женщина, по-видимому, пользуется здесь таким же влиянием, как и между самыми цивилизованными нациями»1011.

Любопытные детали о близкой приятельнице императрицы сообщал Генрих Ширли. «Я окружен врагами, внушающими мне тем большее опасение, что все они прикрываются личиной дружбы и не имею ни одного друга, кроме княгини Дашковой, пользующейся величайшей милостью графа Панина, – сообщал дипломат в депеше от 4 ноября 1767 г. – Нельзя сказать, чтобы императрица имела личное уважение к ней; но она сильно ее опасается и чрезвычайно вежлива к ней. Я уже испытал благие последствия ее покровительства; и при дворе, подобном здешнему, дружба министра составляет единственную желательную цель»