Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние - [108]
Каким же образом Потемкин предполагал оказывать помощь англичанам? Так, к примеру, он позволял Гаррису знакомиться с перепиской императрицы с главами других государств677. Но самое главное, Потемкин мог оказывать влияние на Екатерину II. Гаррис подчеркивал, что выбор фаворитов для императрицы, как правило, производил сам князь. Естественно, что это были лица, преданные ему лично. Когда же не удавалось провести своего протеже, то Потемкин всячески противился выбору предполагаемого «любимца». Для этого, отмечал Гаррис, он употреблял «все средства, подсказанные ему его хитростью и влиянием его на императрицу». Он осмеливался даже угрожать и вообще «выражался самым неподобающим образом». Когда же князь убеждался в бесполезности своих усилий, а также в твердости намерений Екатерины следовать собственному выбору фаворита, то переходил «к самому покорному тону»678.
О значительном влиянии Потемкина на императрицу не только в выборе фаворитов, но и в государственных делах Гаррис сообщал в Лондон 24 мая 1779 г. «Князь Потемкин управляет ею (императрицей – Т.Л.) самым неограниченным образом; изучив до тонкости ее слабости, желания и страсти, он пользуется ими … согласно со своими целями». Кроме этого «сильного влияния», продолжал посол, он «держит ее в постоянном страхе» из-за опасений великого князя и утверждает, что только он «может во время открыть злоумышление с этой стороны и защитить ее от него».
Между тем влияние Потемкина на императрицу стало заметно ослабевать на протяжении 1781 года. В депеше лорду Стормонту от 21 октября Гаррис с сожалением констатировал, что не получает больше «ни малой помощи» от князя Потемкина, который не пересказывает императрице того, что ему говорит посол, и «не сообщает никаких сведений». «Едва только я с ним заговариваю о делах, – продолжал дипломат, – он делается невнимателен и нетерпелив; и вместо того, чтобы по-прежнему вникать с величайшим участием во все, что я сообщаю ему относительно наших дел, теперь он … сделался совершенно равнодушен к этому предмету»679.
Причину перемены Потемкина в отношении к «английским делам» Гаррис усматривал не в изменении его политических симпатий («я уверен, что он не предался ни французской, ни прусской партии»), а в его собственном положении (он заботится «лишь о поддержании своего личного влияния»). «Влияние это значительно уменьшилось с самого начала сего года, – продолжал посол, – а так как он приписывает это … тому сильному участию, которое он принимал в иностранных делах, то и решился не вмешиваться более ни во что, до них относящееся»680.
Нам представляется, что доля истины в рассуждениях англичанина была. Вряд ли, столь тесные «дружеские» отношения видного сановника, приближенного к императрице, и посла, отстаивавшего интересы своей страны, которые, как правило, шли в разрез с интересами Российской империи, не были замечены другими членами правительства и придворными, которые не испытывали симпатий к Потемкину. Свое мнение недоброжелатели князя, безусловно, пытались донести до Екатерины II. Отсюда ее охлаждение к некогда любимому фавориту, которое, впрочем, оказалось временным. И вот уже 25 февраля 1782 г. Гаррис свидетельствовал: «Потемкин не утратил ни милостей, ни власти, но пользуется ими в смысле, которого я не могу так одобрять, как одобрял его предшествовавшее поведение»681. По мнению Гарриса, князь Потемкин будто бы был всецело предан ему и действовал в интересах британцев.
Как мы могли убедиться, определяющим в выборе сановников, которые могли оказать какую-либо помощь или содействие в решении дипломатических вопросов для Гарриса являлась их приверженность к английским интересам. Не стал исключением среди придворных англоманов и секретарь императрицы граф А.А. Безбородко. 26 февраля 1781 г. посол докладывал в Лондон: «Секретарь Ее Императорского Величества был введен в общественную деятельность маршалом Румянцевым. Граф Алексей Орлов имеет самое высокое понятие о его способностях и честности и считает его другом Англии». В другой своей депеше Гаррис писал: «Секретарь, кажется, хорошо к нам расположен; и он единственный человек, на кого я могу положиться и от которого могу получить существенную помощь»682. И действительно, дипломат не раз получал необходимые сведения от графа Безбородко, а также передавал через него свою информацию для императрицы683.
Усиление позиций Безбородко вызывало недовольство князя Потемкина. Об этом Гаррис доносил лорду Стормонту 3 сентября 1781 г. «Я действительно убежден, – писал дипломат, – что он (Потемкин – Т.Л.) не любит графа Панина и первоначально способствовал его немилости; но к Безбородко и к его партии он еще менее расположен и следит за их успехами с величайшей завистью и беспокойством. Я … продолжаю опасаться, – добавлял Гаррис, – что он постарается снова возвысить графа Панина, лишь бы уронить влияние Безбородко». Гарриса особенно беспокоило, что его «друг», «преследуя цели темной придворной интриги», забудет о «самых существенных интересах своих друзей»
