Бранденбургские ворота - [23]
В комнате уютно стрекочет швейная машинка: мама шьет Андрюшке синюю сатиновую рубашку для школы. Он пойдет осенью в «нулевку». Звонко тикает на тумбочке Медный Будильник — приближает счастливый день 1 сентября.
Отцовский будильник! Медное чудо на ножках-растопырках! Ты часто вспоминаешься — и понятно почему!
В кумачовые дни Октября получил Иван Бугров этот будильник за исключительную храбрость. В гражданскую проскакал со своей тикающей наградой от Тулы до Перекопа, побывал с ней во многих сечах, о которых сложили потом бессмертные песни. А затем переселился отставной комэск в скромную комнатку московской ткачихи с тремя окошечками на Москву-реку. Поставил Медный Будильник на комод под портретом Ленина.
…Сейчас шумит совсем не весенний град, и не швейная машинка мамы стрекочет под окном. Мамы нет в живых, нет отца, и сам Андрей давно уже не мальчишка — ему брать рейхстаг. Взлетит через минуту ракета — поднимет Андрей свою штурмовую роту на последний решительный… и — кто знает, может, оборвется тут навсегда рабоче-крестьянский род Бугровых?
Феликс пробрался через развалины и проломы, ловко юркнул в подворотню:
— Шикарно устроился, старший лейтенант! На буржуйской перине!
— Ложись и ты, капитан, она двухместная. Воюем с комфортом напоследок.
Феликс прилег:
— Хорош-ша! Отродясь на такой не спал.
— Если в рейхстаге будем ночевать, можно вернуться сюда — захватить пуховичок. Тут недалеко.
— Оттуда сюда будет недалеко. А туда покудова далековато.
— Как-нибудь. Не впервой…
Помолчали минуту.
— Ну, мне пора к своим, — сказал Феликс. — Наперегонки, что ль, к рейхстагу-то пойдем? Как бывалоча?
— Можно и наперегонки. Посмотрим, кто первый «застучит»… об дверь рейхстага.
Феликс улыбнулся, подмигнул и опять исчез в развалинах.
Зыбкая тишина вокруг рейхстага вскоре оборвалась: затарахтели пулеметы и автоматы, зацокали пули о булыжную стенку, подворотни, загрохотали орудия, бившие прямой наводкой, и опять стало темно от дыма, каменной пыли и копоти.
Телефонист встрепенулся:
— Комбат на проводе! — подал трубку Бугрову.
— Бугров! Слышишь меня? — торопливо спросил знакомый хрипловатый голос.
— Слышу.
— Начинаем! Как подбавят огонька…
— Понял, товарищ майор.
— Дам зеленую ракету для точности.
— Понял.
— Рви когти по-умному. Последний бой — и кранты. Ясно?
— Так точно!
— Все!
Бугров повесил автомат на шею, сунул два рожка с патронами за голенища, поправил гранаты на боку…
«Вот она! Зеленая!»
— Рот-а-а! В атаку! За мной!
Рванулся вперед, не чуя своего тела, не оглядываясь. Знал, что за ним поднялись все. И батальон Феликса пошел справа — дружно, валом. И весь их гвардейский штурмовой отряд!
Остервенело хлещет железный градобой. Мимо, мимо… Проволока, сука!.. Траншея! Мимо, мимо… А тебе гранату! Заткнись!..
Середина площади? Или нет еще?.. Мимо… мимо… мимо…
Пулемет объявился. На и тебе, сволочь! Получи в хайло!..
Чуток бы еще!.. Мимо… мимо…
Вот они — широченные каменные ступени!.. Толстенные колонны… Как у Большого театра… Лопнуло небо!
ГЛАВА VI
Только в середине мая Бугров пришел в себя. Когда немного окреп, к нему пустили солдат его роты. Всех пятерых «стариков» — кто остался в живых и не попал в госпиталь. Вояки радовались, словно дети. Полищук хихикал, прикрывая изуродованную губу ладошкой. Петлай деловито выпрямлял своими ручищами помятую спинку железной кровати и басил с медвежьей ласковостью:
— Истаял ты, командир, маленько… Но ничего… кости целы — мясо нарастет… Молодой еще — здоровьечко образуется, прибудет…
— А мы тебе щиколаду на поправку принесли! — спохватился Полищук. — Заграничного! Целый вещмешок!
— Куда столько!.. — слабо усмехнулся Бугров. — Как там наши?
— Ничего! Поправляются ребята, — бодро начал Петлай. — Те, которые пораненные. Кроме нас еще четырнадцать… Но ты их не жди: они по разным госпиталям лежат. Их отсель прямиком по домам отправят.
— Ты мне дай список, старшина… Я знать должен… кто… там… у рейхстага…
Говорить было трудно не только из-за простреленного легкого. Подошла медсестра, строго потребовала, чтобы солдаты уходили. Пообещала денька через три пустить опять.
В следующий раз Петлай принес три списка: убитых у рейхстага, умерших в госпитале от ранения и тех, кто собирается домой. Первый список — самый длинный.
Кое-что Петлай приберег напоследок. Начал издалека, жалеючи ротного:
— Мы, командир, проскоблили твою фамилию на рейхстаге. Пусть она там на каменном столбе навечно будет.
— Навечно? Ну-ну…
— И фамилию твоего дружка капитана Куприянова рядом проскоблили. Штыком, поглубже, но его уж, понятно, посмертно…
— Феликс?! — остро рвануло в груди, в глазах поплыли желтые пятна…
— Ты что? — встревожился Петлай. — Сестра-а!
Приходившие к раненым однополчане рассказывали, что весь центр Берлина разбит. Поначалу нельзя было даже проехать на машине: приходилось растаскивать завалы из щебня, покалеченной военной техники, трупов своих и чужих солдат. К этим работам стали привлекать цивильных немцев — их из подвалов и бомбоубежищ выбралось довольно много, однако все они были еле живые. Гитлер довоевался «до ручки»: в Берлине не осталось ни продовольствия, ни медикаментов, ни топлива. В последние недели не было воды, не работала канализация, начались эпидемии.
Советский журналист, проработавший в Австрии шесть лет, правдиво и увлекательно рассказывает о самом важном и интересном в жизни этой страны. Главное внимание он уделяет Вене, играющей совершенно исключительную роль как политический, экономический и культурный центр Австрии. Читатель познакомится с бытом австрийцев, с историей и знаменитыми памятниками Вены, с ее музеями, театрами и рабочими окраинами; узнает новое о великих композиторах, артистах, общественных деятелях. Вместе с автором читатель побывает в других крупнейших городах страны — в Граце, Линце, Зальцбурге, Инсбруке, поедет на пароходе по Дунаю, увидит чудесные горы Тироля. Значительное место в книге занимают рассказы о встречах Леонида Степанова с людьми самого различного социального положения.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.