Брак по-американски - [75]
– Я не знаю, что мне делать, – сказал я.
– Ложись спать. Как говорится, «Вечером водворяется плач».
– А на утро радость, – закончил я. Это обещание звучит на всех баптистских похоронах. Я вспомнил о маме и спросил Давину, была ли она на проводах.
– Ты видела там Селестию и Андре? Они тогда уже были вместе?
Давина спросила:
– Почему для тебя это так важно?
– Потому что важно.
– Ну, вот что я тебе скажу. Я видела их потом, когда подрабатывала в «Субботней ночи» у дяди Эрла. Они пришли и стали напиваться средь бела дня, особенно она. Не думаю, что они уже были вместе, но это близилось. Висело в воздухе, как когда дождь собирается. И вот он ушел в туалет, а она наклоняется ко мне через стойку и говорит: «Я ужасный человек».
– Она так сказала? Моя жена?
– Да. Передаю тебе дословно. Потом вернулся парень, и она взяла себя в руки. Через пять минут они ушли.
– Еще что-нибудь было?
– Нет. Потом пришел твой папа. Весь в грязи с ног до головы. Говорят, он твою маму закопал своими руками.
Я сдавил трубку пальцами, прижав ее к уху, будто от этого мне будет не так одиноко. Не прошло и недели с тех пор, как я вышел из тюрьмы, а мне уже казалось, что я снова в клетке, будто женщина привязала меня к стулу бельевой веревкой. Иногда натыкаешься на истории про мужчин, которые прямо под камерами крадут из магазина пиво, чтобы их снова посадили, чтобы вернуться туда, где все понятно. Я бы так поступать не стал, но их выбор меня не удивляет. Натянув на бедра мягкий плед, я вспомнил об Уолтере, о моем отце, Гетто Йоде. Интересно, что бы он сказал обо всем этом.
– Ты тут? – спросила Давина.
– Да, – ответил я.
– Иди поспи. Поначалу всем тяжело. Береги себя, – сказала она. Ее голос звучал успокаивающе, как колыбельная.
– Давина, я хотел тебе кое-что сказать. Я тут повспоминал.
– И что?
– Я вспомнил парня, которого звали Кузнецом.
– И как он? – ее голос звучал так тихо, что я не уверен, слышал ли я его, но я понял, что она спросила.
– У него все было хорошо. Вот поэтому я не вспомнил его сразу. Потому что помнить было особо нечего.
Когда я повесил трубку, большие оранжевые часы над швейной машинкой объявили, что уже половина четвертого, час идеально прямого угла. Я подумал, что Андре сейчас дома у моего отца, скорее всего, спит в моей кровати. Я слегка улыбнулся в темноте, представив себе выражение лица Андре, когда Рой-старший сказал ему, что я уехал в Атланту. Он, скорее всего, был одет в джинсы и футболку, как все нормальные люди, но в моем воображении он всегда носил тот узкий серый костюм, который надел на мамины похороны. Ох, мама. Подумал я. Что бы она подумала, если бы увидела сейчас, как я в своем собственном доме сплю на диване в окружении кукол, которых Селестия собралась продавать по сто пятьдесят долларов за штуку?
«Только в Атланте», – сказал я вслух, прежде чем наконец сумел заснуть.
Андре
Мы с отцом Роя спали в гостиной, я лежал на диване, а он – в откидном кресле, будто не веря, что я сдержусь и не попытаюсь прорваться к двери. Но он волновался зря. Когда я накрылся хрустящей простыней и мягким одеялом, я уже очень устал и был готов поставить точку в этом безумном дне. В комнате было тихо, не считая шипения газового обогревателя, который горел голубым светом, греясь в углу. За ночь мы просыпались несколько раз и обменивались скупыми словами.
– Ты хочешь детей? – спросил он, когда я только уснул.
– Да, хочу, – ответил я, надеясь вернуться ко сну.
– Рой тоже. Ему нужно начать все сначала.
На меня под одеялом нашел приступ клаустрофобии. Интересно, знал ли Рой-старший, что он едва не стал дедушкой. Я вспомнил, как вез Селестию домой, несчастную и изможденную.
– Но не уверен насчет Селестии. Она может не захотеть.
– Ей просто кажется, что она не хочет. Дети приносят с собой любовь, когда они появляются.
– Почему вы с мисс Оливией решили остановиться на Рое?
– Я бы завел еще, – сказал Рой-старший сквозь зевок. – Набил бы дом битком. Но Оливия мне не доверяла. Боялась, что я получу своего ребенка и забуду о Рое-младшем, но я бы ни за что так не сделал. Он мой тезка. Но она все равно пошла к доктору и все сама решила, прежде чем я успел об этом заговорить.
И он снова уснул или, по крайней мере, перестал говорить. Я лежал, считая часы до утра, перебирая пальцами отцовскую цепь, изо всех сил пытаясь не думать о Рое, вернувшемся домой.
Еще не рассвело, когда Рой-старший встал со своего кресла и указал мне на ванную, где он оставил чистые полотенца и зубную щетку. Перед выездом мы позавтракали: кофе и лоснящиеся от масла пшеничные булочки. На улице было прохладно, но не холодно. Мы, сидели на крыльце, свесив ноги.
– Ты хочешь ее, – сказал Рой-старший, теребя веревочки на толстовке. – Но она тебе не нужна. Понимаешь, о чем я? Рою эта женщина нужна. Кроме нее, у него от прошлой жизни ничего не осталось. От жизни, на которую он работал.
Приправленный цикорием кофе пах сладковатым табачным дымом. Я обычно пью просто черный, но Рой-старший забелил его молоком и подсластил сахаром. Я допил кофе, поставил чашку рядом на бетонный пол. Встав, я протянул Рою-старшему руку:
В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.
Книга «Ловля ветра, или Поиск большой любви» состоит из рассказов и коротких эссе. Все они о современниках, людях, которые встречаются нам каждый день — соседях, сослуживцах, попутчиках. Объединяет их то, что автор назвала «поиском большой любви» — это огромное желание быть счастливыми, любимыми, напоенными светом и радостью, как в ранней юности. Одних эти поиски уводят с пути истинного, а других к крепкой вере во Христа, приводят в храм. Но и здесь все непросто, ведь это только начало пути, но очевидно, что именно эта тернистая дорога как раз и ведет к искомой каждым большой любви. О трудностях на этом пути, о том, что мешает обрести радость — верный залог правильного развития христианина, его возрастания в вере — эта книга.
На улицах Каракаса, в Венесуэле, царит все больший хаос. На площадях «самого опасного города мира» гремят протесты, слезоточивый газ распыляют у правительственных зданий, а цены на товары первой необходимости безбожно растут. Некогда успешный по местным меркам сотрудник издательства Аделаида Фалькон теряет в этой анархии близких, а ее квартиру занимают мародеры, маскирующиеся под революционеров. Аделаида знает, что и ее жизнь в опасности. «В Каракасе наступит ночь» – леденящее душу напоминание о том, как быстро мир, который мы знаем, может рухнуть.
Действие повести происходит в период 2-й гражданской войны в Китае 1927-1936 гг. и нашествия японцев.
Молодой, но уже широко известный у себя на родине и за рубежом писатель, биолог по образованию, ставит в своих произведениях проблемы взаимоотношений человека с окружающим его миром природы и людей, рассказывает о судьбах научной интеллигенции в Нидерландах.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие романа происходит в Париже конца XIX века, когда обычным делом было отправлять непокорных женщин в психиатрические клиники. Каждый год знаменитый невролог Жан-Мартен Шарко устраивает в больнице Сальпетриер странный костюмированный бал с участием своих пациенток. Посмотреть на это зрелище стекается весь парижский бомонд. На этом страшном и диком торжестве пересекаются судьбы женщин: старой проститутки Терезы, маленькой жертвы насилия Луизы, Женевьевы и беседующей с душами умерших Эжени Клери. Чем для них закончится этот Бал безумцев?
В разгар студенческих волнений в Кванджу жестоко убит мальчик по имени Тонхо. Воспоминания об этом трагическом эпизоде красной нитью проходят сквозь череду взаимосвязанных глав, где жертвы и их родственники сталкиваются с подавлением, отрицанием и отголосками той резни. Лучший друг Тонхо, разделивший его участь; редактор, борющийся с цензурой; заключенный и работник фабрики, каждый из которых страдает от травматических воспоминаний; убитая горем мать Тонхо. Их голосами, полными скорби и надежды, рассказывается история о человечности в жестокие времена. Удостоенный множества наград и вызывающий споры бестселлер «Человеческие поступки» – это детальный слепок исторического события, последствия которого ощущаются и по сей день; история, от персонажа к персонажу отмеченная суровой печатью угнетения и необыкновенной поэзией человечности.