Божественный лик Византии - [266]
Но даже на этом фоне противоборство Михаила VIII Палеолога с Арсением Авторианом и некоторыми его преемниками выглядело совершенно беспрецедентным для Византии. Объективно говоря, патриарх был прав, когда обвинил царя в клятвопреступлении и ослеплении законного наследника престола Иоанна IV. И малое церковное отлучение, которому он подверг василевса в 1262 г., еще не выходило за рамки хотя и чрезвычайно редкой, но все же существовавшей в Империи практики духовного трезвления согрешивших императоров. Однако то маниакальное упорство, с каким патриарх в течение нескольких лет не допускал царя к причастию Святых Даров, не поминал его имени на Литургии и вообще публично запретил посещать храм Святой Софии, едва ли может быть оправдано.
Лишь год назад византийцы вернули себе свою древнюю столицу, толькотолько начался процесс восстановления Империи, осложненный как внешними угрозами, так и внутренними нестроениями. Для Михаила VIII Палеолога и всего государства это была, безусловно, критическая ситуация: правоспособность царя все еще оставалась дискуссионной в глазах высшей политической элиты Византии, не говоря уже о Западе. После же демаршей патриарха василевс оказался буквально на краю политической гибели. Находясь, хотя бы и временно, вне Церкви, царь в глазах всех подданных лишался оснований своей власти, переставал быть императором. А без крепкой царской власти возрождающаяся Империя была обречена на гибель.
Но, казалось, для патриарха это обстоятельство имело второстепенное значение. Безумное упорство Авториана смутило даже многих епископов, скоротечно перешедших в лагерь гонимого Арсением императора. Зато вызвало бурю восторга среди зилотов, вообще подозрительно взиравших в сторону царского дворца и желавших искоренить древние традиции участия царя в делах церковного управления[1480].
Долго терпел василевс противодействие Авториана. И лишь по прошествии 3 лет тайно инициировал в свой адрес жалобы епископов на Арсения (поводов нашлось предостаточно), дав им ход. В 1266 г. по его распоряжению открылся Собор, на котором рассмотрели дело патриарха. Арсения лишили кафедры и отправили в монастырскую обитель. Новым Константинопольским патриархом по приказу императора избрали его давнего сторонника и друга Германа III, епископа Андрианопольского[1481].
Однако это патриаршество длилось недолго: опасаясь недовольства со стороны зилотов, новый духовный глава Византии не спешил снимать епитимию с Михаила VIII. Император требовал объяснений, но Герман III уклонялся от них. Истина вскоре открылась – в глазах архиерея Палеолог совершил тягчайший грех, подняв руку на помазанника Божьего. И грех этот так силен, что даже он, «Вселенский патриарх», не может простить его перед Богом. Устав ждать, царь перед праздником Воздвижения Креста Господня откровенно дал понять патриарху, что тот ему не угоден. Не став спорить, архиерей 14 сентября 1267 г. добровольно сложил с себя сан[1482]. Вместо Германа Константинопольским патриархом царь поставил Иосифа I, своего бывшего духовника. На этот раз Михаил VIII не ошибся – уже 2 февраля 1268 г., на Сретение, на Литургии, Иосиф вместе с другими епископами принял покаяние царя[1483].
Возможно, при иных обстоятельствах ревность Германа III по церковной дисциплине нельзя было не приветствовать. Но лично его эта история характеризует не с лучшей стороны: ведь он прекрасно знал, с какой целью царь сделал его предстоятелем Константинопольской церкви.
Разумеется, встречались и иные примеры. Тот же Афанасий I во время своего второго патриаршества стал самоотверженным печальником за бедных и обиженных перед василевсом. Помимо личных встреч между патриархом и императором организовалась широкая переписка, и из анализа писем Афанасия I видно, что множество его посланий посвящено просьбам о снисхождении к пленным и милости к провинившимся подданным. В это время в Константинополе вследствие неурожайного года цены на хлеб и продовольствие резко выросли. Чтобы спасти голодных, Афанасий I закупил хлеб и организовал бесплатное питание граждан. Он же нелицеприятно обличал спекулянтов из числа столичной аристократии, желавших сделать деньги на чужом горе; и не безуспешно. Под угрозой анафематствования спекулянты были вынуждены сбавить цены на хлеб[1484].
Именно по инициативе Афанасия I царь издал в 1306 г. закон, которым категорично запретил работать в воскресные и праздничные дни, а питейные учреждения обязал закрыть для посещений. Не были обойдены вниманием царя и патриарха монахи: «Монахини и монахи не должны жить в городе беспорядочно, но сообразно с законами и канонами. Если же ктонибудь из них впадет в беззаконие и прегрешение и не думает о покаянии, таких против воли надлежит сажать в затвор на воду и хлеб»[1485].
Не менее величественную картину являл собой патриарх Иосиф II – внебрачный сын Болгарского царя Иоанна Шишмана (1371—1395) и гречанки. Именно ему пришлось пройти через горнило ФеррароФлорентийского собора 1438—1439 гг. Обладая подлинным государственным умом, он сделал все для обеспечения унии с Римской церковью. Не уступив при этом ни йоту тех прерогатив, которыми обладал предстоятель Константинопольской кафедры
