Божественный лик Византии - [264]

Но вместе с тем налицо были и существенные изменения. Ушли в прошлое те дни, когда столичный клир возглавляли выходцы из аристократических семей. Очень часто патриархами теперь становились монахи из простых людей. Особенно полюбил монашествующих XIV век, чему есть простое объяснение – зилоты (самая категоричная партия ревнителей церковной «свободы») играли все более активную роль в Восточной церкви. С их требованиями и мнением приходилось считаться и царям, а потому часто ставленники зилотов имели неписаное преимущество при определении кандидатуры будущего патриарха. Нельзя также не учитывать того обстоятельства, что именно монахи сыграли решающую роль в исихастских спорах, а потому воспитанники монастырей Святой горы Афон были желанными гостями в Константинополе. Лишь изредка эта тенденция нарушалась, и на патриарший престол восходили выходцы аристократических и даже царских родов (Иосиф II, Григорий III Маммас).

Указанные обстоятельства не могли не сказаться на личностных характеристиках архипастырей столицы. Многие патриархи отличались аскетическими подвигами – сказывалось монашеское прошлое. Но среди «Вселенских архиереев» умирающей Византии мы не часто встретим титанов мысли, которыми ранее по праву могла гордиться Константинопольская кафедра. Большинство из них трудно назвать богословами, да и уровень их образования, как правило, оставлял желать лучшего.

Михаил IV Авториан, Феодор II Ириник Копа (бывший ипат философов), св. Герман II, Никифор II Памфил, Герман III, Иоанн XI Векк, св. Каллист I, св. Георгий Кипрский, Филофей Коккин, Нил, Матфей I, Григорий Маммас являлись, без всякого сомнения, учеными и богословами (некоторые из них весьма крупными). Но это были скорее интеллектуальные исключения из общего правила.

А типичным примером обратного свойства являлся Герасим – старый, необразованный и совершено апатичный к событиям жизни[1471]. Не отличался от него в лучшую сторону и другой патриарх – Иоанн XIV Калека, волей судеб имевший непосредственное отношение к знаменитым исихастским спорам. Хотя св. Григорий Палама дважды держал диспут со своими противниками (Варлаам и Акиндин) при его патриаршестве, роль архиерея в ходе соборного обсуждения сводилась к сугубо организационным вопросам. Судя по поступкам Калеки, сам предмет богословского спора был ему если и не совсем индифферентен, то, по крайней мере, малопонятен. А потому использовался им главным образом в политических целях. Первоначально Иоанн XIV поддержал Паламу – сказалась поддержка святителю со стороны монахов Святой горы Афон. Но позднее, когда Акиндин обвинил бывшего друга в ереси, Калека немедленно принял сторону обвинения, но не в силу богословских убеждений, а исключительно из конъюнктурных соображений. Он посчитал, что, растоптав авторитет св. Григория Паламы, сможет тем самым подорвать влияние претендента на царский трон, своего заклятого врага Иоанна VI Кантакузена. В итоге, запутавшись в собственных интригах, патриарх сам был анафематствован и низвергнут из сана.

Первую скрипку при обсуждении богословских вопросов с латинянами, в том числе и на ФеррароФлорентийском соборе, играли уже не патриархи, а иные лица: св. Марк Эфесский, Никейский митрополит Виссарион, Георгий Схолларий, епископ Дионисий Сардийский, Исидор, митрополит Московский. Более того, униатские споры XIII—XV вв. со всей очевидностью демонстрируют нам ретроградное упрямство столичных архипастырей, нашедших для себя абсолютную истину в старых формулировках и затвердивших их. Либо, как альтернативу, открытое нежелание касаться обсуждаемых вопросов, чего как раз от них требовали интересы Церкви и император. Это выглядело тем более щекотливо в случаях, когда предшественники новых патриархов освобождались по прямому приказу царя, и их преемники должны были отдавать себе отчет в том, на каких условиях василевс предлагал им патриаршество[1472].

Как нередко бывает, отсутствие образования компенсировалось непомерным властолюбием. Этому способствовали события, происходившие на Востоке и приведшие к утрате великими кафедрами Александрии, Антиохии и Иерусалима своего былого влияния. Хотя в целом арабы и турки придерживались на завоеванных территориях принципа религиозной толерантности, бывшие византийские провинции все же постепенно исламизировались. Как следствие, резко снизилась численность православного населения этих провинций. В таких условиях значение Константинопольской кафедры в Восточной церкви еще более возросло, что зачастую привело к появлению в среде «Вселенских» архипастырей лиц с ярко выраженным высокомерием и заметной нравственной деградацией. Так, по словам современников, Иоанн XIV Калека только посохом и священническими одеждами походил на архиерея. Надменный и властный, недалекий, необразованный и смертельно опасный для каждого, ставшего на его пути, он был далеко не лучшим из череды Константинопольских патриархов[1473].

К сожалению, не только Иоанн XIV Калека демонстрировал качества, недостойные служителя Церкви. Максим II слыл большим любителем женщин. И, как утверждали, именно протекцией дам из царского гинекея он был обязан своему краткому патриаршеству. Другой печальный образчик являл собой Нифонт. Не щеголяя образованием (он едва умел писать и читать), патриарх также не был чужд общества молоденьких женщин и любил устраивать в монастырях пирушки. Патриаршество Нифонта было недолгим – в 1315 г. император Андроник II освободил его от кафедры за святотатство и корыстолюбие