Большая семья - [47]

— То-есть как же это — посмотрел и решил? Кто ж тебе дал такое право?

— Права такого, конечно, мне никто не давал. Да я, как видишь, неплохо и без права управился.

Арсей вплотную подошел к Терентию, внимательно посмотрел ему в глаза.

— Слушай, Терентий Данилыч, — внушительно сказал председатель, — ты отдаешь себе отчет в том, что сделал? Ты знаешь, как это называется? Не знаешь? Так я тебе скажу — са-мо-уп-рав-ство! Понимаешь?.. Это все равно, что в чужой карман залезть.

— Что ж, я для себя, что ли, Арсей Васильич? — обиделся Терентий. — Для колхоза старался.

— Все равно! Нам принадлежит эта делянка. А та — собственность государства. И без разрешения государства никто здесь распоряжаться не вправе.

Терентий Толкунов смущенно переминался с ноги на ногу.

— Хорошо. Так уж и быть, — смирился Арсей, которому, впрочем, ничего другого и не оставалось. — Буду в райземотделе, попрошу переписать… А ты, Терентий Данилыч, сообрази. Каждый из нас любит свой колхоз. Но в интересах своего колхоза нельзя забывать об интересах государства. Подумай об этом хорошенько.

В табор Арсей Быланин возвращался по берегу реки. Внезапно почувствовав сильную усталость, он присел на траву возле темного ольхового куста.

Был свежий весенний вечер. Мягкие сумерки затянули балку с ее пологими берегами, с быстрой речкой на дне. На выгоне горели редкие огни, как звезды на небе, мерцая в полутьме. Из лесу по балке бежал прохладный ветерок, ласкал лицо, руки, сердил спокойную гладь в заливе. У берега тихо шумел камыш, шуршали ольховые ветки.

В голове толпились нудные мысли. Арсей думал о времени, прожитом дома после возвращения, и никогда прежде жизнь не казалась ему такой неустроенной. Он работал, не щадя себя, но чувство полного удовлетворения не приходило.

Жизнь представлялась разложенной на весах: на одной чаше — нужда и разруха, на другой — люди, среди которых затерялся и он. Какая чаша перетянет? Точно на экране, он видел перед собой огромное пожарище — неуклюжие остовы печей, обугленные деревья, кучи битого кирпича и ржавого, скрюченного железа; табор с его землянками и куренями, с дерюгами, попонами и тряпками на шестах; он видел мать, сгорбившуюся от непосильного горя; Настю и Антона, заснувших на тракторе, несущемся через широкие загоны зеленей; Марью Акимовну, слезно молящую уменьшить норму выработки; Терентия Толкунова, воровато выбирающего лучшую делянку, — и робость охватывала его. Чтобы управлять людьми, поднимать их на беспощадную борьбу с разрухой, зажигать и все время поддерживать в них неугасимую страсть к созиданию, — для этого мало самому уметь развести пилу.

Огни в таборе гасли, как догорающие свечи, а звезды на синем безоблачном небе разгорались ярче и ярче. Арсей смотрел на бесшумно скользящую под бледными бликами реку. Вспоминалась партизанская жизнь. Она была нелегкой… Было время, когда фронт отодвинулся далеко на восток и партизаны оказались в глубоком тылу врага. Тогда они стали еще злее: дерзко взрывали эшелоны с оружием и солдатами, железнодорожные мосты, внезапными и смелыми налетами уничтожали обозы противника. Немцы забеспокоились. В районе партизанского отряда неожиданно появился полк автоматчиков. Эсесовцы окружили партизан в лесу, крепко заперли все выходы. Но партизаны не сложили оружия. Они утроили сопротивление. Это было настоящее сражение. Двадцать шесть дней и ночей без отдыха партизаны отражали бесчисленные атаки. Но вот кончилось продовольствие, подошли к концу боеприпасы. Надо было прорываться во что бы то ни стало. Это казалось невозможным. Но смекалка, русская смекалка выручила их. Ложной тревогой партизаны заставили врага сконцентрировать главные силы по линии железной дороги, а сами неожиданным ударом в другом месте опрокинули ослабленную оборону немцев. Бой был короткий, но жаркий. Без больших потерь отряд вышел из окружения. Но куда трудней, казалось Арсею, вывести людей из окружения нужды и разрухи. Там, в лесу, он сумел нащупать слабое звено в цепи врага и разорвать ее. Поскорее бы здесь прорвать цепь нужды! Какие усилия потребуются, чтобы выбраться на простор, на широкую дорогу жизни!

Низко над балкой большим треугольником пролетели журавли. Своим курлыканьем они оборвали нить невеселых размышлений Арсея. Он следил за полетом птиц до тех пор, пока они не скрылись за сгустившимся пологом ночи. Наконец он встал, собравшись итти домой. Странный крик остановил его, приковал к месту. Там, где берег балки сливался с небом. Арсей увидел человека. Человек бежал, кружась и приплясывая. Чувство безотчетной тревоги охватило Арсея. Он шагнул за куст, раздвинул ветки и стал наблюдать.

Это была Варвара Воронцова. Менее всего Арсей ожидал встречи с ней здесь. Он вспомнил, что все это время не видел соседку в таборе. Где она была? Что делала? И почему она здесь в такую пору? Нервная дрожь пробежала по телу. Он крепче ухватился за тонкие ветки.

Варвара что-то выкрикивала. Арсей не разбирал слов. Внезапно Варвара остановилась, осмотрелась вокруг, точно почуяв чье-то присутствие. Она была все в той же рваной кофте, волосы торчали космами. Когда-то красивое лицо ее выражало глубокую печаль. Она внимательно всматривалась в куст, за которым спрятался Арсей, но в глазах, темных и глубоких, так и не сверкнул огонек разума.