Большая семья - [45]

Шрифт
Интервал

На делянке, возле наскоро построенных шалашей, горели бледные костры. Звонким эхом отдавалось в лесных яружках цоканье топоров. Казалось, то кони по мостовой выбивают частую дробь подковами. Временами слышались ребячьи выкрики, вдруг вспыхивала дружная песня. Падали подпиленные под корень деревья, и тогда шум ветвей и треск ломающихся сучьев заглушали разноголосицу.

В строительной бригаде работали пожилые плотники. Немало в ней было и подростков. Они настойчиво овладевали немудреной, но почетной в крестьянстве плотничьей наукой.

Арсей подошел к двум подросткам, суетившимся у поваленного дуба. Прищурив правый глаз, Арсей посмотрел вдоль дерева.

— Что делаете?

Ребята почтительно вытянулись.

— Тесать собираемся, Арсей Васильич, — ответил кареглазый паренек с румяными щеками. — А допрежь отбить хотим.

— Подо что готовите?

— Под основу, Арсей Васильич.

Арсей нахмурился.

— Это кто ж учил вас готовить под основу такие дубы? Или вы не видите изгиба?

Ребята, насупившись, молчали.

— Ну-ка, давайте шнур. — Арсей взял катушку со шнуром, раскрутил ее. — Даже шнур намелить как следует не умеют. Сосунки, а не плотники! Мелу, что ли, нехватило? Или, может, подать вам сюда Белые горы?

Ребята молчали. Обидные слова председателя колхоза сбили их с толку. Они ждали одобрения, и упреки прозвучали для них неожиданно.

Арсей отдал конец шнура с гирькой кареглазому пареньку и присел у конца ствола. Кареглазый отошел в другой конец.

— Держи в обрез, — приказал Арсей и натянул шнур. — Отбивай!

Второй подросток подошел к середине дуба, натянул кверху шнур. Словно спущенная тетива, шнур звонко хлестнул по стволу, отпечатав на нем тонкую меловую линию.

Арсей встал, передал катушку кареглазому.

— Ну, что? Видали? Что получится, если вы стешете по этой линии? Что останется в середке, вот здесь? Разве это годится под основу?

Ребята хранили молчание. В глазах их, исподлобья следивших за председателем, не было заметно благодарности.

— Передайте бригадиру — распилить на части и пустить на простенок. А под основу выберите дуб потолще и попрямей.

Бригадира, сухорукого Терентия Толкунова, Арсей нашел в углу делянки — там, где уж много дубов лежало на земле. Со складным метром за голенищем и с карандашом за ухом, бригадир сидел у верстака и долбил гнездо на обтесанном бруске. Лицо его в редких и мелких оспинках было освещено мальчишеской улыбкой — видимо, плотник мечтал о чем-то светлом. При появлении Арсея бригадир обухом топора вогнал долото в дерево, встал и приподнял картуз в знак приветствия.

— Мое почтение, Арсей Васильич!

Арсей молча пожал руку бригадиру. Они сели на верстак.

— Как дела? — спросил Арсей, скручивая цыгарку.

— Вроде как бы ничего, — осторожно отозвался Терентий, не будучи уверен, что дела идут так, как им следовало бы итти. — Два-три дня заготовку будем делать, а потом вязать начнем.

— Надо с самого начала каждого на свое место поставить, — сказал Арсей, подумав. — Ученики и те, кто мало подготовлен, — тесать будут, опытные — срубы вязать. — Он глубоко, несколько раз кряду затянулся дымом и добавил: — Ребят надо смелей натаскивать. Ребята хорошие. Вот я сейчас там двоих встретил. Старательные. Только дуб неподходящий под основу выбрали.

— Это я им указал.

— Ну вот, указал, а неправильно. Кривой. Я велел на простенок пустить.

В стороне верещала пила. Через минуту кудрявая верхушка коренастого дуба дрогнула, дерево, точно охваченное судорогой, пошатнулось и повалилось на землю.

— Человек пять плотников первой руки отбери на столярку, — говорил Арсей, следя, как ребята топорами обрубают сучья. — И пускай начинают вязать окна и двери. Чтобы одно за другим шло.

— Посушить бы лес для столярки малость, — нетвердо возразил бригадир, — как бы не покоробило.

— Целиком дубы сушить не будешь. Надо подготовить, что сушить. А кроме того, притолоку можно и теперь делать — ничего не станется.

Терентий видел, что председатель не в духе, и потому не настаивал на своем, хотя и был уверен: с притолокой некуда было торопиться. Во всем остальном замечания председателя казались справедливыми.

— Надо бы уже теперь начинать делать столы, табуретки, скамейки, — медленно говорил Арсей. — Ничего этого у людей нету. — Он поднял голову, посмотрел в лицо бригадиру. — Займись, Терентий Данилыч, и этим. Хорошо будет, если мы вместе с домом дадим столик и две-три табуретки. Только уж, чтоб аккуратные были. А то наляпают, что и глядеть тошно будет.

Он встал. Терентий поднялся за ним.

— Пройдемся, — предложил председатель, — посмотрим…

По мягкому валежнику они вышли на середину делянки к вышке, на которой плотники распиливали деревья. Наверху, на толстом стволе стоял рослый юноша с крупным, непокорно вьющимся чубом русых волос. Он с трудом тянул на себя пилу, будто внизу, на другом конце ее, где работал второй пильщик, был подвешен огромный груз.

Арсей поздоровался с пильщиками.

— Как дела? — спросил он, обойдя вышку.

Пильщики прекратили работу. Юноша с непокорным чубом вытер пот с лица и тихо выругался.

— Какие тут дела! Одно мученье.

— Что случилось?

— Не режет. Стерва, а не пила, — со злобой сказал верхний пильщик. — Жилы все вымотала.


Еще от автора Филипп Иванович Наседкин
Великие голодранцы

Филипп Иванович Наседкин родился в 1909 году в селе Знаменка Старооскольского района Белгородской области, в семье бедного крестьянина. В комсомоле он прошел большой путь от секретаря сельской ячейки до секретаря ЦК ВЛКСМ. Первая крупная книга Ф. Наседкина роман «Возвращение» издан был «Молодой гвардией» в 1945 году. Затем в нашем же издательстве выходили в свет его книга очерков о Югославии «Дороги и встречи» (1947 г.), романы «Большая семья» (1949 г.), «Красные Горки» (1951 г.), повесть «Так начиналась жизнь» (1964 г.). Повесть «Великие голодранцы» опубликована в журнале «Юность» (1967 г.)


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.