Большая семья - [46]

Шрифт
Интервал

Пригнувшись, Арсей спустился в неглубокую канаву, отстранил второго пильщика — круглолицего паренька с белым пушком на верхней губе — и взялся за ручки пилы.

— А ну, давай!

Чубатый юноша, выставив вперед ногу для упора, потянул пилу на себя. Арсей сразу почувствовал — пила зажата.

— Подбить клин! — крикнул он.

Второй пильщик обухом топора несколько раз ударил по клину, вбитому в распил.

— А ну, теперь! — крикнул Арсей и потянул пилу вниз.

Пила попрежнему шла тяжело.

— Что за ерунда! — удивился Арсей и вылез из канавы. — Вытаскивай, посмотрим, что с ней.

Присев на корточки, Арсей поставил вынутую пилу на ребро и посмотрел вдоль зубьев.

— Тупая, страшно тупая, — сокрушался Терентий. — Нигде не можем достать напильник. Хоть бы в районе, что ли, купить.

— Оно и видать: тупая, — согласился Арсей. — Но ее прежде всего надо развести. Посмотрите, зубья совершенно не расходятся.

Бригадир и пильщики поочередно посмотрели вдоль пилы.

— Можете сколько угодно точить ее, пилить она все равно не будет. Надо развести ее.

Во всей бригаде никто не умел этого делать. Арсей тоже никогда не разводил продольной пилы, но видел, как делали это другие.

— Сложного ничего нет. Нужна твердость рука в верность глаза.

Арсей решил попробовать. Он уложил пилу на рсапиленное дерево так, что зубья выступали за линию обреза, и попросил плоскогубцы: разводного ключа, он знал, в бригаде не было. Бригадир внимательно следил за приготовлениями.

Осторожно захватив кончик второго зуба плоскогубцами, Арсей ровным нажимом руки отогнул его книзу. Затем он так же поступил с четвертым зубом — через один. Работал он осмотрительно и сосредоточенно, часто ставил пилу на ребро, проверяя линию отогнутых зубьев.

Арсей любил работать. Ему нравилось всадить топор в крепкое дерево или, ощущая приятную дрожь в руках, держать плугом в степи ровную борозду. Он не чурался никакого дела, будь оно простое или сложное, легкое или тяжелое. Он любил побеждать — побеждать силой, ловкостью, знанием и умением, побеждать не из тщеславия, а из какой-то внутренней потребности. Он вкладывал всю свою душу в любое дело, которое непременно доводил до конца.

И теперь он работал с увлечением, разводя зубья пилы. Поглощенный этим занятием, которое сразу стало интересным, увлекательным, он не замечал времени. Кончил он работу, когда солнце коснулось горизонта и старый лес приумолк и насупился. Несколько раз Арсей проверил развод, глядя из конца в конец на две тонкие линии, похожие на туго натянутые струны, подправил отдельные зубья и отдал пилу бригадиру. Пильщики проворно заправили ее в дерево. Терентий вбил клин. Пила пошла легко.

— Не пила, а милая подружка! — воскликнул чубатый пильщик, взмахивая вверх и вниз свободно поворачивающимися ручками.

Арсей и Терентий медленно пошли по делянке.

— Надо смелей действовать, Терентий Данилыч, — сказал Арсей бригадиру. — Не бояться неудачи. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Инициатива и изобретательность во всяком деле и во всяком хозяйстве необходимы, как воздух. Тем более в наших условиях. У каждого работника мысль должна быть острая. Выдумки, хорошей, деловой выдумки, как можно больше. Без выдумки трудно будет справиться с задачей.

Они обошли западную сторону делянки. Удары топоров доносились сюда глухо, смягченные расстоянием.

— Вот что, Терентий Данилыч, — сказал Арсей, — ты просил гвоздей. Так не надейся — не будет.

— А как же без гвоздей? — удивленно произнес бригадир. — Чем, к примеру, дранку прибивать?

— Без дранки придется обойтись.

— Без дранки? Это как же, Арсей Васильич? Глина-то на чем держаться будет?

— Деревянные колышки будете вбивать в стены.

Терентий презрительно свистнул.

— Ко-лыш-ки-и!.. Что, уж мы такие нищие, что ли? Спокон веков в Зеленой Балке дранкой обивали.

— Ничего не поделаешь, — спокойно сказал Арсей. — Только колышки вбивать будете не прямо, а наискосок кверху: чтобы лучше держали месиво.

Они дошли до неглубокой яружки. Внизу слышался неясный шум ручья.

— Арсей Васильич, — сказал бригадир, — нам потребуются крюки для крепления углов.

— Где ж их взять?

— Петру Степанычу прикажи — наделает.

— Петр Степаныч и без того по горло занят — день и ночь в кузне потеет. Из ничего вон инвентарь клепает.

Терентий почесал за ухом.

— Что ж нам теперь делать?..

Арсей сердито глянул на него и сдержанно сказал:

— Я же говорил — смелее шевелить мозгами. Что ты, в самом-то деле, пустяка придумать не в состоянии?

— Да какой же это пустяк — крюки?

— Крюков нету и не будет. Понимаешь?

— Понимаю.

— Ну вот… Как же будешь выходить из положения?

— Не знаю…

Арсей укоризненно покачал головой.

— Испортили нас до войны, избаловали, а война, как видно, мало чему научила. Все на готовое надеемся, все ждем, когда на блюдечке преподнесут. На что тебе крюки? Прибавь дополнительно по одному шипу с каждой стороны угла, а мало этого — сшивайте узлы круглым клином. — Вдруг он осмотрелся, беспокойно прошелся по краю лощины. — Постой, постой!.. Это что ж такое? Ведь вот где наша делянка. А та, на которой ты расположился, не наша. В чем дело?

Терентий виновато улыбнулся.

— Скривил душой, Арсей Васильич, — сознался он. — Там лесок и гуще и лучше. И подъезд удобней… Посмотрел я, посмотрел, да и решил…


Еще от автора Филипп Иванович Наседкин
Великие голодранцы

Филипп Иванович Наседкин родился в 1909 году в селе Знаменка Старооскольского района Белгородской области, в семье бедного крестьянина. В комсомоле он прошел большой путь от секретаря сельской ячейки до секретаря ЦК ВЛКСМ. Первая крупная книга Ф. Наседкина роман «Возвращение» издан был «Молодой гвардией» в 1945 году. Затем в нашем же издательстве выходили в свет его книга очерков о Югославии «Дороги и встречи» (1947 г.), романы «Большая семья» (1949 г.), «Красные Горки» (1951 г.), повесть «Так начиналась жизнь» (1964 г.). Повесть «Великие голодранцы» опубликована в журнале «Юность» (1967 г.)


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.