Большая семья - [43]

Шрифт
Интервал

В стороне показался Денис. Торопливой походкой он шел от своего загона. Антон окончательно расстроился: не смог без бригадира обойтись! В душе он проклинал и трактор, и себя, и Настю Огаркову.

Вдвоем трактористы скоро нашли неполадки в магнето. Через полчаса трактор двинулся по целине, ровным гулом нарушая тишину поля. Когда Антон сделал полный круг, Денис, убедившись, что машина в полном порядке, ушел к себе.

Антон работал до обеда. Но дальше не мог — окончательно разморило. Глаза слипались, борозда казалась неровной, изогнутой. Антон остановил трактор.

— А ну, садись! — приказал он Насте, показывая на сиденье тракториста. — Да поживей поворачивайся!

Настя взглянула на его измученное лицо и без слов покорилась. Антон включил вторую скорость, медленно отпустил педаль. Трактор с места пошел ровным ходом.

— Правое колесо в борозде! — крикнул Антон на ухо Насте. — Никуда из борозды!

Настя крепко держала руль. Антон подрегулировал газ, выше на деление передвинул рычажок зажигания.

— Так держать! — сказал он. — Я буду здесь, сзади, на каждом конце загона тяни меня за волосы: поворот буду делать сам.

Трактор подошел к лесу. Сильным рывком Антон дернул трос — поднял плуг и, наклонившись над Настей, взялся за руль, поставил трактор в борозду — в обратный путь.

— Так держать! — громко повторил Антон. — Имей в виду! — Он хмуро сдвинул брови и показал Насте кулак.

Настя в страхе зажмурилась. Но когда открыла глаза — Антона не увидела. Тракторист сидел позади на площадке, уткнувшись головой в изгиб левой руки, и спал, не чувствуя толчков, не слыша грохота и шума.


Люди отнеслись к предложению Потапова настороженно и недоверчиво. Много расспрашивали, выведывали, выпытывали. Да и как иначе? Новое дело! Может, выгодное, а может, и убыточное. Нашлись и такие, которые своими силами в состоянии были построить себе хату. Они выступили против создания строительной бригады. К ним присоединились те, кто, как огня, боялись кредита.

— Залезешь в долг, как в хомут, и будешь годами лямку тянуть, — говорили они. — Может, другой какой выход есть?

Многие требовали точных расчетов, просили назвать стоимость сруба. А дед Макар и вовсе озадачил колхозников.

— А давайте, граждане, и совсем не строиться, — предложил он, — пока пожар войны не затухнет.

От неожиданности люди умолкли.

— Что-то ты, дед, мудреное заплетаешь! — крикнул кто-то. — Уж не ждешь ли немца опять?

Низенький, щупленький, как завядший лопух, дед Макар грозно посмотрел туда, откуда раздался молодой насмешливый голос, и нетерпеливо постучал палкой по земле.

— С немцем — шабаш! — крикнул он в ответ. — Свинье на небе не бывать, немцу на нашей земле не хозяйничать. А строиться надо бы погодить, пока война закончится. А там — германца за глотку: сам пожег, паскуда, сам построй!

Речь деда Макара вызвала сумятицу: сердитые выкрики, шутливые возгласы, смех.

— Ишь, чего захотел дед на старости лет!..

— А то что ж? Сгубить сумели — сумей построить!

— Дождешься, держи карман пошире! В курене издохнешь!..

— А в землянке не лучше! Как суслики, закопались. Какая ж то радость, скажи на милость!..

— И-и… Родимые-милые! Слава богу, что живы остались! А там выкарабкаемся как-нибудь!

— На как-нибудь надейся, а сам не плошай!..

Шум затихал медленно. И уж когда все умолкли, поднял свою в кружок стриженную голову Недочет.

— Годить нам, товарищи, не выгодно, — сказал он рассудительно: — проку никакого. Надо поскорей из земли выбираться — вот задача. А что до немца — можно не беспокоиться. Немец нам за все денежками заплатит. У нас к нему большой счет: село спалил, добро разграбил, хлеб увез.

Люди снова заговорили, загалдели. Вспомнили о погибших девушках, о разграбленном колхозном имуществе. Стали считать, подсчитывать и со счета сбились — много получается.

Долго обсуждали дела и планы новой жизни. А когда вернулись к вопросу о строительной бригаде, предложение было принято большинством голосов. Каждому предоставлялось право свободного выбора: хочешь — сам стройся, не можешь — иди за помощью. Тут же составили список. Пять дворов решили подумать.

Арсей и Недочет шли по полю, тихо вспоминая об этом бурном сходе. Арсей направлялся в строительную бригаду, старик — к трактористам.

— Хату построить — не сапоги сменить, — говорил Недочет. — Каждому хочется, чтобы было и дешево и сердито. Оттого и сомненье, как ржавчина, разъедает душу. А пример будет — сомненье разлетится, как туман от солнышка.

Недочет был счастлив. В коллективной работе он видел силу, которая способна побороть любую нужду.

— Рано радоваться, Иван Иваныч, — говорил Арсей своему старому другу. — Еще придется помучиться. Попомни мое слово!

— Э, дорогой мой Арсей Васильич! — восклицал Недочет, заглядывая в лицо Арсею. — Что ж это за жизнь, скажи пожалуйста, ежели она, к примеру, легко в руки дается? А?.. Наша жизнь потому и красивая, мне думается, что трудовая, нелегкая. А все красивое, как и сам человек, всегда в муках рождается.

Он не договорил. Схватив Арсея за руку, показал в сторону. Там по серому загону полз трактор, выписывая, словно пьяный, кривые борозды. Вот он круто свернул влево, дугой пересек угол загона и легко пошел по озимому клину. Теперь в солнечном разливе зелени он был похож на корабль, потерявший управление.


Еще от автора Филипп Иванович Наседкин
Великие голодранцы

Филипп Иванович Наседкин родился в 1909 году в селе Знаменка Старооскольского района Белгородской области, в семье бедного крестьянина. В комсомоле он прошел большой путь от секретаря сельской ячейки до секретаря ЦК ВЛКСМ. Первая крупная книга Ф. Наседкина роман «Возвращение» издан был «Молодой гвардией» в 1945 году. Затем в нашем же издательстве выходили в свет его книга очерков о Югославии «Дороги и встречи» (1947 г.), романы «Большая семья» (1949 г.), «Красные Горки» (1951 г.), повесть «Так начиналась жизнь» (1964 г.). Повесть «Великие голодранцы» опубликована в журнале «Юность» (1967 г.)


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.