Большая Книга. Том 1. Имперский сирота - [99]

У «Салюта» был редкий для страны победившего социализма ярко-салатовый цвет и одинарная толстая складная рама. А, надо сказать, салатовый цвет Яс бескомпромиссно любил еще с детского сада, он был в его премьер-лиге, наряду с закатным «фламинго», небесно-голубым и фиолетовым. Круче этой модели велосипеда в мире школьных советских велосипедов не было ничего. «Кама» пыталась соперничать, но существенная разница в диаметре колес переводила «Каму» в девчачью группу, отдавая пацанячью пальму первенства «Салюту». Несмотря на то, что велосипедный сезон у них во дворе в общем и целом уже было принято считать закрытым Яс своим новым салатовым демоном оживил уже было впавшую в зимнюю спячку велосипедную тусовку, невзирая на недовольное ворчание большинства родителей. И погода для ноября выдалась на удивление солнечная и безветренная, как на заказ. «Уральцы» и «Аисты» вновь были извлечены с балконов и из кладовок, и три солнечных ноябрьских дня Яс был полностью счастлив, рассекая смеющимся лицом прохладный осенний воздух. «Салют», возможно, уступал традиционному в их краях «Уральцу» в скоростных качествах, но по дизайну и по – тогда Яс еще не знал этого выражения – «overall consumer satisfaction experience» клал своего простецкого родственника на обе лопатки. Но на четвертый день Яс заскочил на минутку в магазин за бутылкой воды, а когда выбежал, велосипеда у входной двери уже не было.

Его мозг отказывался верить картине, которую глаза передавали в самых мельчайших деталях. Серый заплеванный асфальт на месте. Серая же массивная урна с окурками тоже на месте. Магазинная захватанная стеклянная дверь с массивной алюминиевой трапециевидной ручкой тоже на месте. Все на месте, кроме его светло-зеленого, сияющего хромом руля и пламенно-оранжевыми катафотами, чудо-велосипеда. Минуту назад еще был тут, а теперь исчез. Яс долго стоял и все смотрел на пустое место, и в конце концов его мозгу пришлось в агонии признать, что велосипеда нет. Но не для того Яс пичкал его с детства конфетами, а с недавнего времени еще и сказками, чтобы сейчас, когда хозяин находится в таком отчаянии, отплатить ему чернейшей неблагодарностью. И мозг невероятным усилием взял контроль над ситуацией. «Спокойно, – сказал он Ясу. – Да, велосипеда нет. Но это не значит, что его нельзя найти. Нужно обежать соседние дворы, попросить пацанов на великах объехать район, поспрашивать прохожих. И велосипед найдется, он не может не найтись. Он тебе слишком дорог, чтобы вот так просто взять и пропасть. За дело!» И Яс со всех ног кинулся на поиски. По пути он то и дело спрашивал взрослых, отдавая предпочтение мужчинам в возрасте, не видели ли они светло-зеленый велосипед с оранжевыми катафотами, стараясь увидеть в их глазах утвердительную искру: «видел! Только что парень на точно таком же въехал в соседний двор! Так это твой? Ну-ка, побежали, догоним!» – Но вместо искры видел лишь напряженную попытку понять, чем он может быть полезен. Как это всегда делает мужчина, проживший большую половину жизни на просьбу ребенка о помощи. И, поняв вопрос, сочувственно отрицательно покачать головой.

В поисках прошел час, затем второй. Яс все так же по бог знает какому кругу обходил близлежащие магазину дворы. Уже начали возвращаться и с дальних рубежей их района гонцы – дружбаны-велосипедисты, верные его товарищи по велосипедным гонкам. И так же отрицательно, сочувственно потупив глаза, качали головой. Уж они-то, как никто, представляли себе масштаб потери! Стало вечереть. Ноябрьский день короток, и вот уже сумерки размягчили линии домов и бордюров, сделав и без того еле теплящийся огонек надежды найти велосипед совсем слабым. А когда зажглись уличные фонари, огонек надежды погас.

Яс вернулся домой. Давно уже он так не плакал, как в тот вечер в кровати, но, как это обычно бывает у детей, сон уже через пару минут укрыл его своим спасительным толстым одеялом. Завтра он уже вместе с мамой прошелся по тем же самым дворам, уже понимая –велосипед не вернуть. Он не найдется ни сегодня, ни завтра, никогда. Яс насупился и впервые за всю свою сознательную жизнь обиделся на Волшебника. Обиделся сильно, до слез, до сжатых до белых ногтей кулаков. Почему он не помог? Даже обычные пацаны не поступают так, как поступил сегодня с ним он, добрый и по идее, всесильный. Даже салаги-октябрята с его двора помогали ему вчера и сегодня искать «Салют». А Волшебник, в которого он верил с детского сада всем сердцем, не помог. А ведь «Салют» – это самое дорогое, что у него было! Если он не помог Ясу в самом большом его горе – разве можно вообще на него надеяться? С этими нелегкими для себя мыслями Яс и провел остаток дня.

Выпавший через пару дней снег запорошил улицы, а вернувшийся из ниоткуда кокон – привычным образом его тоску. Яса опять окружила ватная эмоциональная анестезия, хорошо знакомая ему с первого класса, со времен родительского развода. В этот раз длилась она, впрочем, совсем недолго – ранняя зима принесла с собой коньки и санки, и мама, видимо желая быстрее залечить раны от столь краткого пребывания в жизни Яса «Салюта», внезапно согласилась купить ему другое чудо, на этот раз зимнее. Снегоход «Чук и Гек». Про литературных Чука и Гека Яс знал уже давно, это была одна из любимых им серия рассказов. Но «Чук и Гек» в кавычках по бронебойности влияния на детскую психику намного превосходил своих одноименных литературных персонажей. Снегоход не шел ни в какое сравнение с какими-то сопливыми мальчишками, пусть и москвичами, пусть и видевшими настоящую тайгу с медведями и волками. Потому, что «Чук и Гек» не был обычными санками: во-первых, у него, в отличие от обычных санок, был руль, заканчивающийся третьим полноценным полозом, который, собственно, и задавал направление. Во-вторых, сиденье было мягким, как у суперскоростного мотоцикла «Ява». И, наконец, «Чук и Гек» был оснащен двумя тормозами, располагавшимися рядом с основными полозьями, там, куда полагалось ставить ноги при катании. Все эти вещи были слишком высокотехнологичны, чтобы называть «Чук и Гек» просто санками. Взрослые, очевидно, тоже понимали это и поэтому в магазине рядом с ценой и именем собственным была надпись, определяющая его таксономическую принадлежность: снегокат. Мама отдала кассиру три красных десятирублевки и одну синюю пяти- и траур по летнему «Салюту» сменился в душе Яса фанфарами по зимнему «Чуку и Геку». Все-таки Волшебник, похоже, не забыл о нем.