Большая Книга. Том 1. Имперский сирота - [98]

Эта икорная вакханалия продлилась четыре дня, но, как и всему на свете, пришел конец и ей – отпуск заканчивался. Мама и дядя Женя паковали вещи, когда Яс, в очередной раз «отобедав», накупавшись и наигравшись с детьми и собаками, возвратился под вечер к ним в фургон.

– Не тошнит от черной икры еще? – с улыбкой спросила его мама, разливая чай.

– Нет, – задумчиво отвечал Яс, – мы же ее с хлебом едим. Без хлеба она невкусная.

После этих слов мама и дядя Женя громко рассмеялись, как будто он рассказал им свежий анекдот. Что такого он сказал? Жаль, что им завтра уезжать, как же быстро пролетели эти две недели. Последнее утро на озере Яс как обычно провел со всей детско-собачьей бандой. «Приезжай на следующее лето опять», – сказал Василий, щурясь и моргая полностью выгоревшими ресницами. «Приеду», – пообещал Яс, прощаясь с ним за руку. Марию он неуклюже обнял. Собак потрепал по их шелковистой, песчаного цвета шкуре. И побежал к заведенной машине – пора было ехать на вокзал в Балхаш-город. Дядя Женя оставался до конца экспедиции, еще на месяц, а они с мамой сегодня вечером сядут на поезд до Алма-Аты. Яс оглянулся. Василий, Мария и собаки смотрели ему вслед. Мария махала рукой и улыбалась такой же белозубой улыбкой, как у брата. Яс помахал им в ответ и скрылся в кузове машины. Больше он их никогда в жизни не видел.

«Салют», «Чук и Гек»

Остаток такого насыщенного для себя лета 1983 года, Яс провел за чтением в родной Алма-Ате, в своей комнате на диване в зале. Он и сам очень удивлялся происходившим в нем изменениям. Хотя он по-прежнему любил иногда играть во дворе с друзьями в войнушку, ножички и прятки, а «старшаки» даже брали его в команду для игры в «кондалы-закованы» и в банку, книги все больше и больше увлекали его начинавший взрослеть ум. Первой его самостоятельной книгой, если не брать в расчет совсем уж детские сказки и стихи, стала «Незнайка на Луне». Яс пока еще улавливал не все сюжетно-смысловые нюансы в похождениях знаменитого коротышки по хищному обществу лунного капитализма, так блистательно отображенные Носовым. Но, тем не менее, чувствовал ее философскую многослойность, выглядывающую из детского космического хэппенинга так же явно, как чистый живой русский язык – из диканьковских зарисовок Гоголя.

Эта книга захватывала воображение и уносила его в книжную реальность, так что Яс впервые для себя смог совершенно полностью погрузиться в выдуманный Носовым мир, и приключения всех героев на обеих планетах Яс воспринимал, как свои собственные. Он дрожал от возбуждения, когда они втроем вместе с Незнайкой и Пончиком ночью тайком пробрались в готовую ко взлету ракету. Он рвал вместе с Незнайкой волосы от отчаяния, когда балбес Пончик нажал в темноте на кнопку пуска. Он учился плавно двигать руками, чтобы управлять своим телом в невесомости, когда ракета преодолела, наконец земное притяжение. Он привязывал вместе с Крабсом к дереву Скуперфильда, управлял вместе со Спрутсом изданием «Давилонские юморески» и горячо спорил с Мизинчиком относительно его тезиса о том, что ведро воды по калорийности заменяет стакан сметаны.

Яс был внутри – и полностью проживал жизни героев этого повествования. Находиться внутри выдуманного и прекрасного мира нравилось ему с каждым днем все больше. Чтением книг Яс теперь был готов заниматься все свое свободное время.

После «Незнайки на Луне» настал черед русских сказок, потом – сказок народов мира, потом – сказок Пушкина, а потом – Бажова и «Конька-Горбунка». Яс впитывал, как губка их героев, от Кащея до королевича Елисея. Эти книги были знакомы ему и раньше, в раннем детстве он постоянно просил то бабушку, то маму, да кого угодно почитать ему, но теперь, знакомясь с ними самостоятельно, Яс, он по-новому открывал для себя новые глубины и горизонты их характеров. И одновременно вбирал богатство и пластичность русского литературного языка. Понимал ли он в то время мораль и мудрость этих великих сказок? А на тот момент было ли это нужно?

– …Хоть казну, хоть чин боярской,

Хоть коня с конюшни царской,

Хоть полцарства моего.

– Не хочу я ничего!» – шевелил губами Яс, не понимая еще мотивов, но постоянным перечитыванием заучивая наизусть слова упрямого старика. И соседство красоты Шамаханской царицы со смертью, которая сопровождала ее неотступно, он впитывал полностью, хоть пока неосознанно. Так губке совершенно необязательно обладать сознанием, чтобы впитать в себя влагу.

С переходом в четвертый класс по каждому предмету у них стал свой преподаватель. Яс все чаще мысленно отвлекался во время объяснения материала на своих сказочных персонажей. Успеваемость его, особенно по точным наукам, опять порядком снизилась, а по «матеше» он и вовсе скатился на трояки, все чаще приходилось списывать, от чего пропасть непонимания между ним и предметом становилась все шире и глубже. С русским было намного лучше, чтение сказок позволяло кожей чувствовать орфографию и грамматику без какой бы то ни было зубрежки, а вот с математикой была беда. Впрочем, хорошие отношения с училкой, а также аккуратное и ответственное списывание не только всех контрольных, но и всей «домашки» позволяло натянуть матешу даже до четверки за год, хотя, конечно, полностью иезуитской. Ну да ладно. Так незаметно наступил его десятый, юбилейный день рождения, который он бы тоже совершенно не запомнил, если бы не подарок дедушки с бабушкой: они разорились на самый модный, безрамный велосипед «Салют», мечту любого советского пионера.