Близость - [80]

Картине, которую я надеялась увидеть, когда собиралась в Италию с отцом и подругой?

Нет, в то время эта картина ничего для меня не значила.

Селина непонимающе нахмурилась, но потом, не дождавшись от меня пояснений, тряхнула головой и рассмеялась.

В следующий раз ей нужно быть поосторожней: не стоит смеяться так громко. Когда миссис Джелф меня выпустила, я сразу направилась к выходу. Достигнув ворот, ведущих из женского корпуса в мужскую часть тюрьмы, я услышала оклик по имени и обернулась. Ко мне приближалась мисс Хэксби, с довольно суровым выражением лица. Мы с ней не виделись со дня посещения карцера. Я вспомнила, как цеплялась за нее в темноте, и покраснела. Могу ли я уделить ей минутку? – спросила мисс Хэксби. Я кивнула. Тогда она отпустила сопровождавшую меня матрону и сама повела меня через ворота и по коридорам.

– Как поживаете, мисс Прайер? – начала мисс Хэксби. – Прошлая наша встреча состоялась при неудачных обстоятельствах, и у меня не было возможности обсудить ваши успехи. Боюсь, вы считаете, что я недобросовестно отношусь к своим обязанностям.

На самом деле она просто доверила заботу обо мне своим матронам и на основании рапортов, которые получает от них – «а в особенности от моей заместительницы мисс Ридли», – заключила, что я замечательно справляюсь и без ее помощи.

Раньше мне не приходило в голову, что я могу быть предметом каких-либо «рапортов» или разговоров между мисс Хэксби и ее подчиненными. Мне вспомнился черный кондуитный журнал, что лежит у нее на столе. Интересно, подумала я, есть ли в нем особый раздел под названием «Добровольные посетительницы»?

Однако вслух я сказала лишь, что все матроны чрезвычайно услужливы и очень ко мне добры. Мы немного подождали, пока охранник отопрет ворота, – разумеется, в мужских корпусах ключи мисс Хэксби бесполезны.

Потом она спросила, какого я мнения о женщинах. Некоторые из них – например, Эллен Пауэр и Мэри Энн Кук – всегда очень тепло обо мне отзываются.

– Мне кажется, вы сумели подружиться с ними! – сказала она. – И ваша дружба принесет им большую пользу. Ибо, если добропорядочная дама проявляет к ним интерес, они и сами начинают лучше о себе думать.

Надеюсь, что так, сказала я. Мисс Хэксби искоса глянула на меня и тотчас отвела глаза. Конечно, продолжила она, всегда есть опасность, что подобная дружба введет арестантку в заблуждение – создаст у нее преувеличенное представление о собственных достоинствах.

– Наши женщины проводят много времени в одиночестве, отчего порой у них сильно разыгрывается воображение. Дама приходит, называет узницу «своим другом», а потом возвращается в свой мир, бесконечно далекий от тюремной действительности. Надеюсь, вы понимаете, чем опасно для арестантки такое положение вещей?

– Да, понимаю, пожалуй.

– Вот только иногда понять что-то легче, чем поступать в соответствии с этим пониманием… – Мисс Хэксби выдержала паузу, затем решительно произнесла: – Меня беспокоит, не стал ли ваш интерес к некоторым нашим заключенным чуть более… особенным, чем следует.

Кажется, я на секунду замедлила шаг, а потом пошла немного быстрее, чем раньше. Конечно же, я сразу поняла, о ком речь. Но тем не менее спросила:

– Кого вы имеете в виду, мисс Хэксби?

– В частности, одну заключенную, мисс Прайер.

Не глядя на нее, я сказала:

– Полагаю, вы говорите о Селине Доус.

Мисс Хэксби кивнула. Матроны ей доложили, что бо́льшую часть времени я провожу в камере Доус.

Мисс Ридли доложила, с ожесточением подумала я. Конечно же, они не успокоятся, подумала я. Они отняли у нее волосы и обычную одежду. Они заставляют ее потеть в грязном тюремном платье и портить красивые руки в бесполезном труде, – конечно же, они постараются отнять у нее и малую толику радости и утешения, которую она привыкла получать от меня. Я снова вспомнила Селину такой, какой впервые ее увидела, – с фиалкой в руках. Я понимала, уже даже тогда понимала, что они отнимут у нее цветок и сломают, коли найдут. Как сейчас хотят сломать нашу дружбу – потому что она запрещена правилами.

Разумеется, у меня хватило ума не показывать свои чувства.

Просто случай Доус меня особенно заинтересовал, сказала я; и я полагала, что для добровольных посетительниц обычное дело – уделять повышенное внимание отдельным арестанткам. Да, так и есть, кивнула мисс Хэксби. Некоторые дамы помогли многим ее подопечным – после тюрьмы устроили на приличную работу, направили к новой жизни, вдали от позора, вдали от старых вредных знакомств, иногда вдали от самой Англии, в колониях.

Мисс Хэксби устремила на меня острый, проницательный взгляд и осведомилась, имею ли я подобные планы относительно Селины Доус.

Я ответила, что никаких планов относительно Селины у меня нет. Я всего лишь стараюсь дать ей немного утешения, в котором она нуждается.

– Вы же сами все понимаете, поскольку знаете ее историю, – сказала я. – Вы же прекрасно видите, сколь необычны ее обстоятельства. Такую девушку не устроишь горничной. Она умна и чувствительна – почти ровня любой даме. Мне кажется, тяготы тюремной жизни она переносит гораздо хуже других женщин.

– Вы пришли в тюрьму с собственными широкими идеями, – помолчав, сказала мисс Хэксби. – Однако, как видите, здесь, в Миллбанке, нам приходится следовать тесными путями.