Благие дела - [24]

Карианна раскрыла было рот — и не сумела произнести ни слова.

— Ты ведь, кажется, хотела видеть ее? Ты ведь, кажется, готова была отдать что угодно, лишь бы только посмотреть на нее краешком глаза? Ты, кажется, говорила, что цена не имеет значения, а?

Она закрыла рот. И без слов таращилась на бесенка.

— Может, я что-нибудь перепутал? — издевался он.

Карианна вновь обрела дар речи.

— Неужели я увижу ее? — прошептала она. — Увижу свою девочку?

— Даром ничего не дается, — предостерег гном.

— Скажи, что мне сделать, — попросила Карианна. Она потянулась к нему через стол, но он отвел ее руку. Его собственные руки, отметила Карианна, были короткопалые и мохнатые, с когтями вместо ногтей.

— Со временем узнаешь, — сказал гном. — Придется отдать мне душу дорогого для тебя человека.

— Только не дочкину! — закричала она.

— Нет-нет, — улыбнулся гном, раскачиваясь из стороны в сторону. — Детским душам грош цена в базарный день! Я имею виды на душу вполне взрослую и зрелую. Такая мне бы очень пригодилась.

— Хорошо, — шепотом отвечала она. — Я на все согласна.

По-прежнему щурясь, он пристально посмотрел на Карианну.

— Конечно, если она сумеет ускользнуть от меня, ты тут будешь ни при чем, это я понимаю, — заключил он. — Значит, мы договорились, и теперь я могу сказать спасибо за кофе и откланяться. Но запомни: в следующий раз, когда тебе понадобится моя помощь, сосчитай сначала до двадцати и попробуй остыть. Учиться моим трюкам и фокусам можно только на ясную голову!

Гном встал, прошелся по голубой клеенке и шагнул со стола на подоконник. Тут он обернулся и через плечо подмигнул Карианне, потом поднял свои поросшие серой шерстью лапы, приложил их ладонями к стеклу, подпрыгнул — и был таков.

Карианна заморгала. Стекло осталось целым. Но подоконник опустел.

Покачав головой, она поднялась из-за стола и убрала чашки с кофейником.

Стоявшие на полке часы продолжали как ни в чем не бывало тикать и отмерять время.

Часть вторая Рут

1

— Нет, я не понимаю, — сказала Анетта. — Зачем вам это понадобилось? Почему нельзя было просто поговорить об этом?

Я тоже не понимаю, думала Рут. Она сидела и слушала Анетту, чувствуя себя совершенно беспомощной. Впрочем, со стороны она отнюдь не казалась беспомощной и знала это. На посторонний взгляд она была сильной, полной энергии — дурная привычка…

И не надо плохо думать об Анетте: она, конечно, не права, но это самозащита… Или все-таки атака? Несправедливые нападки? Анетта травмирована поступком Рут…

Однако…

— Прихожу домой, — продолжает Анетта, — а он заявляет: «Дорогая Анетта! Я тебя безумно люблю, но вчера я переспал с Рут». Господи Боже мой! Как вас угораздило?!

— Я прекрасно понимаю, что ты сердишься, — отозвалась Рут. — Конечно, мы поступили глупо, но так случилось… И он должен был рассказать тебе, правда?

— Еще не хватало, чтоб вы не признались, — сказала Анетта, — ходили бы вокруг и делали из меня дурочку, а я бы считала, что все в порядке. Теперь я не могу… никогда больше не смогу… доверять ему. Неужели ты не понимаешь? И сколько раз вы были вместе? Сколько времени это продолжается за моей спиной?

— Ничего не продолжается, — сказала Рут. — Это было один-единственный раз… Я не могу объяснить, почему это произошло. Мы не…

— Он не имеет права делиться с кем-то постелью, — перебила Анетта. — Она наша! Мы… создавали ее вдвоем… Мое тело больше не мое. Оно принадлежит ему. А его тело принадлежит мне, ясно?

Нет, думала Рут, ничего не ясно… Ну что ты говоришь, Анетта? Мы вовсе не хотели причинить тебе боль. Я люблю тебя… Я по-прежнему люблю тебя, Анетта! И не собираюсь ничего у тебя отнимать. Выжди, не надо так с бухты-барахты, попробуй…

Анетта все говорила и говорила, разметав в стороны свои золотисто-рыжие кудри, которые обрамляли ее распухшую физиономию со злыми, заплаканными глазами.

— Всему, что он умеет в постели, он выучился у меня, — продолжала она. — Он потрясающий любовник, но это не его! Он не имеет права…

Да не было у нас ничего подобного, испуганно думала Рут. Какое там потрясающий любовник! Он был неловок, неуклюж… и я, конечно, тоже! Но сказать этого нельзя, раз ты сама не понимаешь… Разве можно поделиться тем, что у вас есть между собой, с кем-то третьим?

— Я пыталась выудить из него, что именно вы делали, — сказала Анетта, — но он молчит, он замкнулся в себе…

Анетта!

— Между нами не было ничего особенного, — попробовала опять вставить Рут, — ничего необычного, все совершенно заурядно. Мы не думали, что…

— Тогда зачем вам это понадобилось?

Не зная ответа, Рут только беспомощно покачала головой.

— Мне очень жаль, Анетта…

Только бы не заплакать. Плакать сейчас положено было Анетте, а не Рут.

Анетта заплакала.

— Значит, вы надеялись, что я спущу, когда мне дают по морде? Сидит, видите ли, такой спокойный и как ни в чем не бывало заявляет… И что я, по-вашему, должна была сказать? «Ах, милый, как я за тебя рада!» Зачем вы это сделали?

Рут хотелось обнять Анетту, прижать покрепче к груди, побаюкать ее, как она баюкала младенцев в яслях или маленького Лейва, приласкать, как ласкала Магнара, погладить ее, утешить.

Она не могла пошевелить и пальцем.