Битники. Великий отказ, или Путешествие в поисках Америки - [55]
Впрочем, не всегда Керуак последователен с этими двумя, порой он проговаривается, и принцип единства и иерархии берет свое – Джефи Райдер полагает, что буддизм куда лучше христианства и вообще всего прочего, а Дин Мориарти явно котирует жизнь обывателя куда ниже своих бродяжнических эскапад. Видимо, быть только линией вообще невозможно, и время от времени даже самое линеарное превращается в точку.
Собственно, это в первую очередь касается самого Джека Керуака: его путь – это бегство от точки к линии и снова от линии к точке, путь неслучившегося ускользания. Видимо, с этим и связана его грустная ранняя смерть – он, подобно загнанной лошади, остановился – и, сочтя это за внутреннее предательство, больше не тронулся с места.
Всё заканчивается взглядом, полным печальной утраты. Когда Дин и Джефи, когда Нил и Гари уходят своими дорогами, неподвижный писатель Джек Керуак смотрит им вслед, и мы знаем, что у всех у них впредь не будет ничего общего.
Роман «Биг Сур», произведение тоскливое и тревожное, в ряде фрагментов дает полный ответ на вопрос, почему же мы всё это знаем. Керуак под знакомым нам именем Дулуоза, находясь в глубоком и затяжном творческом, да в общем и жизненном кризисе, принимает предложение Лоуренса Ферлингетти (здесь – Лоренцо Монсанто) провести некоторое время в его доме – в Биг Сур, Калифорния, на лоне дикой природы, в окружении подлинного естества. Однако лечение природой и естеством – теми самыми, которым служит бродяга дхармы Джефи Райдер, – в случае настоящего, небеллетризованного Керуака не срабатывает: «О, Биг Сур, должно быть красиво!» – я сглатывал, не в силах понять, почему считают красивым этот блейкианский грозный ужас, эти родильные муки скрежещущих скал, эти виды, что открываются в солнечный день вдоль всего побережья на всю эту адскую стирку, дьявольскую лесопилку»[139].
Ему не удается обнаружить в себе руссоистского доброго дикаря, ему не удается пожить простой жизнью, не удается уйти от губительной двойственности и распознать в окружающем мире священное ЭТО. Нет уж, гори ЭТО огнем – Джек Керуак не из ЭТИХ, Джек Керуак – дитя цивилизации, он француз, он католик, он консерватор, он алкоголик. За всеми красивыми идеологемами, которые он же и выдумал в своих бесчисленных бестселлерах, ему видится одна сплошная ложь – позолоченный продукт для доверчивой молодежи, которая слишком мала умом и опытом, чтобы узнать настоящую пустоту внутри одинокого сердца.
Джек Керуак покидает Биг Сур неизменившимся, неизлечившимся, всё таким же озлобленным и отчужденным. Фантазия не спасла его от реальности. Напротив, отныне он понял, что все эти мантры о спонтанном спасении – это только литература. Литература – а умирать тебе здесь и сейчас, в одиночестве и без надежд на спасение. Впрочем, это крайность, но и разочарование Керуака, пришедшее к нему в 1960-е и уже не покидавшее его до самой смерти, было крайним. В предсмертном телеинтервью он говорит: «Бит-поколение – это поколение блаженства, удовольствия, и жизни, и нежности. Но в газетах они всё это назвали бит-мятежом, бит-восстанием. Я такими словами никогда не пользовался. Ведь я католик. Я верю в порядок, нежность и добродетель». Какой причудливый и одновременно жестокий финт: всё, что начиналось с отрицания и бунта, пришло в итоге к отрицанию самого бунта. Но было поздно – порядок, о котором Керуак мечтал в 1960-е, мечтал, почему-то голосуя за республиканцев и призывая, может быть в шутку, бросить Аллена Гинзберга львам, этот порядок был деконструирован в 1940-е и 1950-е, и только этой деконструкции, а может, и простой деструкции были посвящены эти лучшие годы. Наверное, там была нежность, но ее не хватило надолго.
Энн Чартерс, биограф Керуака, сказала в одном интервью: «Биг-Сур – это последняя попытка вернуться в Сан-Франциско и воскресить это братство, этот дух. Но ничего не вышло. У него внутри были свои демоны, которые преследовали его, и случился алкогольный срыв. Это был конец его дружбы с писателями, с которыми он общался в молодости». Конец дружбы – не то слово: умирающий Керуак был груб и враждебен, как никогда. Вернуться назад было невозможно: «Все эти мелкие радости, я поразился, как они изменились и стали зловещими, когда я вернулся к ним в грядущем своем кошмаре, даже бедная деревяшечка и выложенный камнями бережок, во что они превратились, когда глаза мои рвало и желудок тошнило, и душа моя визжала на тысячу улюлюкающих голосов, ох…»[140] Алкоголь переполнял его желчью и горечью, вымывая до кости те самые жизнь, удовольствие и блаженство. На последних фотографиях прежний красавец превратился в разбухшую грузную тушу, выглядящую так, будто ее всю ночь безостановочно били. На опухшем лице только боль и потерянность.
Гинзберг рассказывает, как однажды он гостил в доме Керуака и его матери. Они смотрели телевизор, там говорили о холокосте. Мать Керуака сказала: всё они жалуются, эти евреи. А Джек ответил: надо было их всех там кончить. Гинзберг промолчал.
А ведь бежать можно не только вперед или назад, не только налево или направо, но и туда, куда бегал загадочный Уильям Берроуз.
В данной книге историк философии, литератор и популярный лектор Дмитрий Хаустов вводит читателя в интересный и запутанный мир философии постмодерна, где обитают такие яркие и оригинальные фигуры, как Жан Бодрийяр, Жак Деррида, Жиль Делез и другие. Обладая талантом говорить просто о сложном, автор помогает сориентироваться в актуальном пространстве постсовременной мысли.
В этой книге, идейном продолжении «Битников», литератор и историк философии Дмитрий Хаустов предлагает читателю поближе познакомиться с культовым американским писателем и поэтом Чарльзом Буковски. Что скрывается за мифом «Буковски» – маргинала для маргиналов, скандального и сентиментального, брутального и трогательного, вечно пьяного мастера слова? В поисках неуловимой идентичности Буковски автор обращается к его насыщенной биографии, к истории американской литературы, концептам современной философии, культурно-историческому контексту, и, главное, к блестящим текстам великого хулигана XX века.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.