Битники. Великий отказ, или Путешествие в поисках Америки - [53]

Это был только пример, но он, на мой взгляд, показателен. Увлечение дзэн-буддизмом добавляет кое-что существенное в счет битнической негативности, и дело не только в том, что это воплощенный Восток в его историческом противостоянии Западу. Во-первых, дзэн отрицает двойственность человеческого, и прежде всего именно западного, сознания, привыкшего делить мир на субъект и объект. Дзэн устраняет эту оппозицию и постулирует вместо нее единство противоположностей в рамках Большого сознания, где субъект есть объект, человек есть вещь, вещь есть Будда, как Будда есть человек, событие, сознание и всё прочее.

Во-вторых, далее, дзэн отрицает чисто западный и преимущественно американский прагматический активизм, подчиняющий вещи и события, а также, как верно заметили представители Франкфуртской школы, и самого человека неким целям, по отношению к которым всё прочее выступает в роли подчиненных средств. Вопреки этому дзэн – в рамках заявленной уже стратегии не-двойственности – устраняет само деление на цели и средства, выводит последние из подчинения первым и с тем освобождает практику, делая ее не узко рациональной, но целостной, самодостаточной, что напоминает положение Аристотеля о совершенных вещах, которые являются целями для самих себя.

В-третьих, в рамках дзэн-буддизма происходит освобождение человеческого сознания от самого себя, точнее, от тех предельных понятий и регулятивных схем, которым человек готов подчиниться, перепоручив им контроль над своим становлением. Практика дзэн-буддизма лишена трансцендентного измерения и полностью перенесена в имманентную плоскость, где Я равно Я, и ничто внешнее ему не может служить для Я чем-то вроде модели развития. У дзэн-буддиста нет судьбы, нет долга, как сказано, нет никакой цели. Он существует здесь и сейчас в равновесии с вещами и событиями, образуя единую плоть, или плотность Большого сознания, не могущего выступать по отношению к самому себе в роли раба или господина.

Таким образом, с помощью практики дзэн битник оказывается в состоянии подвергнуть радикальной негации такие столпы евро-американской рациональности, как бесчисленные бинарные оппозиции, целерациональность действия, гегемонию разума и субъекта над объектом, обращение мира и природы в материал и средство, наконец, раздвоенность субъекта в самом себе. Запад есть Запад, Восток есть Восток, как говаривал Редьярд Киплинг. Форма есть форма, пустота есть пустота. Битники, вдохновленные дзэн-буддизмом, смешивают эти понятия, тем самым взрывая их содержательно, изнутри. Форма есть пустота, значит, нет никакой формы. Запад есть Восток, значит, нет никакого Запада. Запад есть пустота – вот единственная форма, о которой можно говорить на языке радикальной послевоенной контркультуры, несущей миру не мир, но меч, исполненной негативности, такой предельно восточной, что уже даже западной.

*

Дин Мориарти похож на Форреста Гампа тем, что он такой же святой сумасшедший – по западным меркам, разумеется. Все вокруг видят в нем чудовище, думающее только о себе, но это ошибка – как раз о себе Дин не думает, потому что его Я не отличается от того опыта, состоящего из вещей и событий, который и попадает в поле этого Я. Когда он в дороге, он равен дороге, когда он занимается сексом, он и есть секс. Совершенный человек, лишенный двойственности, спонтанный и стремительный, как сам дьявол. Его ЭТО означает «всё, что угодно», потому что всё свято, как писал Аллен Гинзберг в дополнении к «Воплю», вообще всё – и мощи мучеников, и стоптанные мокасины, и бычьи яйца. Таков опыт дзэн, и таков опыт хипстера, каковым является Дин. «Мы придает весьма малое значение таким категориям, как правильное или неправильное, хорошее или плохое. Мы просто смотрим на вещи, как они есть, глазами говорящего, и принимаем их таковыми»[135] – во всевмещающей пустоте ЭТОГО нет никакого ранжира, там нельзя провести титульные западные дихотомии вроде хорошего и плохого, сырого и вареного – там всё одно, и поэтому нет разницы. Просто: нет разницы. Поэтому Дин не подонок, Дин святой – если всё свято, конечно.

Джефи Райдер – как Дин Мориарти или Форрест Гамп, но он в то же время другой. Он слишком умен, его усилия направлены на интеллектуальную деятельность, хотя, конечно, не только. Хотя Сюнрю Судзуки говорит: «Только путем практики, подлинной практики, а не посредством чтения или философского размышления, мы можем понять, что такое буддизм»[136] – всё-таки Райдер не забывает ни о чтении, ни о размышлении. Он не только бродяга, но и ученый. Впрочем, дело не в том, что, а в том, как – и в своем как Райдер сохраняет дзэн-буддистское лицо. Не проводя между этим различий, бесстрастно и с завидным спокойствием он переводит китайскую поэзию, валит лес, устраивает оргию. Он всем доволен, ничто не вводит его в прагматический соблазн. Как могли бы сказать что Дин Мориарти, что Форрест Гамп, но отчего-то так и не сказали, Джефи уверяет нас: «Но равнодушие – это и есть буддизм!»[137]

И в этом также состоит очередной урок битнической негативности, ведь на наш западный христианский взгляд это звучит чудовищно и злобно. Равнодушие – это, как нам кажется, противоположность великодушию, это наплевательское отношение к миру, к ближнему и дальнему вместе. Но ничего такого нет в буддизме. Как раз напротив, великодушие может быть только равнодушным, ибо душа, вмещающая в себя весь мир, должна относиться ко всему равно, не различая важного и неважного, ибо выкинь из мира песчинку, и мира уже не останется. Равнодушие в стиле дзэн не означает наплевательства, напротив, мы знаем, что буддист сострадает всем существам и клянется помочь им всем, даже понимая невозможность этого. Равнодушие в стиле дзэн означает только равное, а именно равно сострадательное, равно вмещающее, может быть, мы бы сказали «толерантное», отношение ко всему миру, где песчинка и мудрец одинаково важны, одинаково ценны. Поэтому, вот еще одна мнимая дихотомия, подвергаемая здесь негации: дихотомия важного и неважного, великодушного и равнодушного.