— Получается, что та дамочка ведьма?
— Ну, наконец-то! — улыбнулась Ален. — У вас поразительная проницательность.
— И эта ведьма — черная вдова. Да?
— Бинго! — Ален перешла на шепот. — Но самое интересное знаете в чем?
— В чем? — Бартеломью тоже понизил голос.
— Она, эта ведьма, ищет себе приемника. Потому, что ей тоже осталось недолго. Она присмерти.
— Что?
— Она умирает.
— Зачем же она тогда убила медсестру?
— Откуда я знаю? Просто так, ради удовлетворения своих амбиций. Может она ей внешне не понравилась.
Бартеломью раскрыл рот от удивления.
— Не смотрите на меня так! И такое бывает.
— А почему она медсестру к себе в приемники не взяла? — спросил старик, когда пришел немного в себя.
— Так она же ведьмой была! — засмеялась Ален. — Ведьма ведьме не может передать свою силу. Только простому человеку. Лучше всего ребенку.
— А сколько ей осталось, этой черной вдове? Можете сказать?
— Не больше недели. Она одной ногой в могиле уже стоит, стерва старая.
Бартеломью посмотрел в глаза Ален, и, собравшись с силами спросил:
— Вы, я вижу, снова ведьма?
— Как видите, да.
— Господин Фастрич, — голос медсестры был вкрадчивый, ласковый. Она сидела на краешке кровати, и измеряла давление. — Знаете Гледис Нетт? Женщину, что живет в конце коридора, возле лифта.
— Нет. А что? — спросил Кил с дрожью в голосе.
— Дело в том, — продолжала медсестра. — Что ей очень одиноко. А увидев вас, такого импозантного мужчину, она совсем потеряла покой. Ей почему-то кажется, что вы с ней раньше встречались. Правда она не может вспомнить где, и когда. Но уверена в этом на сто процентов.
— Нет, это исключено! — отрезал Фастрич. — Я бы точно не забыл такую, такую… — Он запнулся, подбирая слово. — Такую интересную особу.
— Вы правы. Она очень своеобразна. — Энни выдержала паузу, и продолжила. — Но, стеснительна как ребенок.
— Странно, — озадаченно пробормотал Кил. — Я, наверное слишком долго был без сознания. Потому, как совершенно не припомню, когда это скромность стала пороком?
— Нет! Что вы! — Энни залилась краской смущения. — Я не это имела в виду. Я хотела сказать, что она никогда не соберется с духом, чтобы пригласить вас к себе на чашечку чая.
— И по этой причине вы здесь? — сделал заключение Кил.
Энни кивнула.
— Я принимаю предложение! — он спустил ноги с кровати, и нашарил тапочки. — К которому часу мне надлежит привести себя в порядок?
— К пяти. Я за вами зайду.
Энни свернула приборы, встала, посмотрела на улыбающегося Фастрича, и вышла в коридор. Что-то было в ней не то. То ли пустой отсутствующий взгляд, то ли впечатление, что это не она сама разговаривает, а кто-то за нее, двигая ее губами. Кил отмахнулся от тревожных мыслей, и начал готовиться. Сердце колотилось, как у подростка перед первым свиданием. Ему стоило немалых трудов чисто выбриться, да так, чтобы при этом не порезаться. Затем он почистил зубы, хотя уже делал это утром, причесался, уложив свою редеющую шевелюру, и критично осмотрел в зеркало свою больничную пижаму. Решив, что внешний вид соответствует предстоящему мероприятию, он вышел в коридор, чтобы перевести дух, и успокоившись собраться с мыслями. Мягкий, просиженный диванчик с радостью принял Кила в свои объятия. Фастрич вытянул ноги, откинулся на спинку, сцепив руки на затылке, и сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. До назначенного времени оставалось около получаса. «Интересно, — думал он, закрыв глаза. — А, что если мы и вправду где-то встречались? Возраста мы примерно одного. Если она жила всегда в этом городе, то я вполне мог с ней пересекаться. Надо будет разузнать о круге ее знакомых, и про возможные интересы. Только там может таиться разгадка ее утверждения, что мы знакомы». На память Кил никогда не жаловался. Она была у него фотографическая. Стоило ему один раз поздороваться с человеком, и этот образ надежно закреплялся в памяти, занимая свою ячейку в огромной картотеке лиц и фигур.
— Господин Фастрич, — его тронула за плечо светловолосая медсестра. — Гледис ждет вас. Идемте.
Кил открыл глаза, и смерил ее взглядом.
— Ведите! — Сказал он после небольшой паузы, и встал с дивана.
***
Дверь в палату плавно открылась. Гледис сидела на кровати, как обычно, в персиковой пижаме, и теплых тапочках. Волосы она подобрала вверх, заколов их на макушке парой шпилек. Это выгодно открывало шею, и было одним из ее фирменных приемов в соблазнении мужчин. Фастрич вначале просунул голову в образовавшийся проем и окинул взглядом помещение. Потом встретился глазами с Гледис, и после того как его лицо озарила блаженная улыбка, скользнул внутрь.
За спиной Кила плавно закрылась дверь. Он не слышал, как предательски щелкнул запираемый замок. Не слышал он и удаляющихся шагов медсестры. Он все глубже погружался в стальные глаза, удивительной чистоты, поэтому ничего не только не слышал, но уже и не видел. Серые щупальца с тысячами розовых присосок надежно обнимали ноги Фастрича. Как удав, стискивающий свою жертву, они двигались, поднимаясь выше и выше. Гледис улыбалась, чуть слышно мурлыкая какую-то мелодию себе под нос.
Медленно переставляя ноги, глядя перед собой, немигающими глазами, по коридору брела Энни. Целью ее последнего путешествия была подсобка, которую работники этого этажа использовали для хранения инвентаря. Там были швабры, ведра, совки, веники, веревки, мыло. Сейчас светловолосую медсестру интересовали прежде всего, веревки, и мыло. Сегодня заканчивался второй день, как ее душа покинула тело. Она витала рядом, неуспокоенная, не понимая, почему ее тело еще живое, но уже не принадлежит ей. Чтобы поставить все на свои места, ей необходимо убить тело. Ее тело. Ее собственное, но бывшее тело.