Безумие Дэниела О'Холигена - [81]

Шрифт
Интервал


Несмотря на всю его осторожность, дверь собора захлопнулась с обычным грохотом, эхо которого последовало за отцом Декланом Синджем в вестибюль и вниз по лестнице к наружному портику. При свете полной луны набор для макияжа, спрятанный под сутаной, выглядел каким-то неприличным вздутием. Ночные визиты к Вифлеемскому вертепу и его приапические метания в пресвитерию и обратно оказались той ценой, которую ему пришлось заплатить за сохранность секрета носа Девы Марии. Отец Синдж был убежден, что рано или поздно наступит ночь, когда из-за кустов возникнет вдруг епископ и потребует объяснить ему, какого черта он здесь делает. Отец Синдж точно знал, что он тогда скажет. Он скажет правду, всю леденящую правду, потом пойдет на крышу пресвитерии, встанет на высокий парапет, как искушаемый Христос, — и бросится вниз. Как любой верующий, Деклан предавался убеждению или затее, способной, как ему казалось, отвести неотвратимость рока предугадыванием своей реакции на него, и чем более экстремальной, даже сумасшедшей, оказывалась развязка, тем больше она ему нравилась. Сцены ада и рая, лимба и чистилища — идеальное выражение этой тенденции.

Когда затих звук захлопнувшейся двери и стремительных шагов отца Синджа по лестнице, Евдоксия Магдалина Би-Иисус протянула руку и включила лампу в аналое. Вспыхнул приглушенный янтарный свет, который она направила на пол кафедры, где он осветил слова «Новая жизнь Христа», заигравшие золотом на обложке блокнота, который лежал на ковре. Там же находился обогреватель с регулируемой температурой, скоростью лопастей и наклоном, и даже карандаш на веревочке, который она тут же отвязала и заткнула за ухо, после чего скользнула на пол и открыла блокнот.

Где она остановилась? Ах да: римлян, не говоря уж о Енохе и иудейских старейшинах, беспокоит растущая популярность Иисуса, Иуды и притчи. Пришла нора ввести главного антагониста — Савла. Евдоксия облизнула карандаш. Эту главу она напишет стихом: пусть читают ее нараспев. Она отбила ритм о подножку кафедры: «Тра-ля-ля-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля-ля, тра-ляля-ля-ля-ля, тра-ля-ля, ля».

Вот к населению
С вестью о притче
Два проповедника…

Но следующая строчка никак не приходила. «О притче». Неудачное слово. Как старуха ни старалась, она не могла найти хорошей рифмы. Можно, конечно, «китче» или даже «прытче», но первая рифма была неподходящей, а вторая казалась нарочитой. Евдоксия все зачеркнула и начала с начала:

«Это так не пойдет!» —
Горячился священник.
«Нет, это так не пойдет!» —
Фарисеев и книжников подвывание.
И Тарквиний Суперб,
Ковыряя в орлином носище,
Клял Иуды с Иисусом
Дурное влияние.
«Я думал, мы определились, —
Тарквиний стол колошматил, —
Что вы, иудеи, правите сами.
И римский закон — не вопрос.
Теперь пара безвредных болванов
С идиотской побайкой
Рушат римский порядок,
А вы слабы, как понос!
Раз с Иисусом и Искариотом
Неспособно вам биться,
Призову легионы,
И уж Рим разберет.
Полководца снабдим
Любой колесницей,
Двадцать баксов за милю
А вы, недоумки, оплатите счет».
И высокий саном Енох
Свой увел кортеж оттуда
По многим мраморным ступеням
И по летней жаре,
Через серпантин укромных
Лабиринтов и тоннелей,
К деревянной грубой двери
В одном глухом дворе.
Он брякал щеколдой
И стучал колотушкой,
Он топал по пыли
И четками трусил,
Пока мерзкий туземец
С лицом, как лепешка,
Не открыл эту дверь
И о нуждах спросил.
«Где, скажи, твой хозяин?
Куда делся Савл из Тарса?»
Но мерзкий туземец
Его отвадил от двери.
«Ты проваливай-ка, толстый,
Хозяин отбыл на охоту
В казуарское царство
На африканский берег».
«Проклятье!» — вспылил Енох,
Но, заметив движенье,
Рванул мимо туземца
И в покой поглядел.
И за ним ломанулись
Книжники и фарисеи.
Там за полдником мирно
Савл смуглый сидел.
Он такой безобразный,
Что смотреть невозможно,
С сатанинским черным взором,
Что пронзает, как стилет,
И они глумились вволю,
И рыдали от злобы,
Этот парень — что надо,
Чтоб исцелить Назарет.
Овощей много мелких
У него на тарелке,
Он слюной истекал,
Как голодный вампир,
И в свинины кус багровый
Тыкал он своей вилкой,
И залил красной кровью
Нечестивый тот пир.
Но высокий саном Енох
Не моргнул даже глазом,
Что то блюдо негоже
И отнюдь не кошер.
Не взглянул он нарочно
На пудинг молочный,
Рассудив, что, должно быть,
Это просто десерт.
«Вина!» — взревел Савл,
До отвала наевшись,
И отвратный туземец
С мехами примчал.
Тут высокий саном Енох
Не сдержал восклицанья:
«Нам бы кокнуть Иуду с Иисусом,
Чтоб никто не узнал!»
Полилось вино в кубок,
Тронуло лютый красный месяц,
Обозначивший край
Тарсянина нижней губы.
Залило его чувство
Приятности лестной,
И вновь он отведал
Из прохладной глуби.
Ибо книжники и фарисеи
И старейшины племен,
Без сомнения, попались
В оковы своего изделья.
Он спасет их от цепей,
А потом — от шекелей:
При подходе осторожном
Состоянье беспредельно.
«Разделяю подозрение
Об оптичном назаряне
И о том, кто правит зрение
Слабо, мутно у кого.
Но не дал такого статуса
Он Савлу из Тарса,
Это я устрою статус из него!
Ну, а тот слепец Иуда,
Сомневаюсь, что уйдет оттуда,
Потому что кто с ущербом —
Очень просто изловить.
О, мне жаль, что он калека
И незрячим был от века,
Но нимало не позволю
Тем себя остановить».

Рекомендуем почитать
Год со Штроблом

Действие романа писательницы из ГДР разворачивается на строительстве первой атомной электростанции в республике. Все производственные проблемы в романе увязываются с проблемами нравственными. В характере двух главных героев, Штробла и Шютца, писательнице удалось создать убедительный двуединый образ современного руководителя, способного решать сложнейшие производственные и человеческие задачи. В романе рассказывается также о дружбе советских и немецких специалистов, совместно строящих АЭС.


Всеобщая теория забвения

В юности Луду пережила психологическую травму. С годами она пришла в себя, но боязнь открытых пространств осталась с ней навсегда. Даже в магазин она ходит с огромным черным зонтом, отгораживаясь им от внешнего мира. После того как сестра вышла замуж и уехала в Анголу, Луду тоже покидает родную Португалию, чтобы осесть в Африке. Она не подозревает, что ее ждет. Когда в Анголе начинается революция, Луанду охватывают беспорядки. Оставшись одна, Луду предпринимает единственный шаг, который может защитить ее от ужаса внешнего мира: она замуровывает дверь в свое жилище.


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Карьера Ногталарова

Сейфеддин Даглы — современный азербайджанский писатель-сатирик. Его перу принадлежит роман «Сын весны», сатирические повести, рассказы и комедии, затрагивающие важные общественные, морально-этические темы. В эту книгу вошла сатирическая баллада «Карьера Ногталарова», написанная в живой и острой гротесковой манере. В ней создан яркий тип законченного, самовлюбленного бюрократа и невежды Вергюльаги Ногталарова (по-русски — «Запятая ага Многоточиев»). В сатирических рассказах, включенных в книгу, автор осмеивает пережитки мещанства, частнособственнической психологии, разоблачает тунеядцев и стиляг, хапуг и лодырей, карьеристов и подхалимов. Сатирическая баллада и рассказы писателя по-настоящему злободневны, осмеивают косное и отжившее в нашей действительности.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.


В центре Вселенной

Близнецы Фил и Диана и их мать Глэсс приехали из-за океана и поселились в доставшееся им по наследству поместье Визибл. Они – предмет обсуждения и осуждения всей округи. Причин – море: сейчас Глэсс всего тридцать четыре, а её детям – по семнадцать; Фил долгое время дружил со странным мальчишкой со взглядом серийного убийцы; Диана однажды ранила в руку местного хулигана по кличке Обломок, да ещё как – стрелой, выпущенной из лука! Но постепенно Фил понимает: у каждого жителя этого маленького городка – свои секреты, свои проблемы, свои причины стать изгоем.


Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.