Безумие Дэниела О'Холигена - [82]
На этом Евдоксия остановилась. Потом перевернула страницу и написала печатными буквами: «Последнее послание Евдоксии к сомневающимся». Когда прощальное напутствие будет завершено, с ее земными обязанностями будет покончено и тогда… что тогда? Она взглянула на бесчисленные белые листы — на пустыню, остужающую ее музу до тишины. И в тишину полились вечные сомнения писателя: как она смеет предполагать, что написанное ею может быть интересно хотя бы одной живой душе, пусть даже проявившей достаточно настойчивости, чтобы дочитать досюда, пробиться через сухое начало, беспощадно неуклюжие стихи, трату грифеля и бумаги, света лампы и тепла обогревателя? Но хуже всего то, что у нее кончилась лакрица. А где же Дэниел? Почему он не пришел?
К одиннадцати часам Дэниел собрал более чем достаточно средневековой музыки ко Дню открытых дверей и закрыл крышку проигрывателя, как вдруг в заднюю дверь постучали. Черт! Мистер Рильке? Нет, он давно уже вернулся. Кто же тогда? Дэниел выключил стереосистему, прошел через кухню и открыл дверь. На крыльце стояла старуха.
— Евдоксия!
— Именно она! — Евдоксия вошла в кухню и села у стола, не дав ему и слова сказать. Настроена она была явно недружелюбно.
— Ты передал Креспену притчу?
— Нет. Я не видел его несколько месяцев.
— И не приходил в собор. Почему?
— По той же причине, что не видел Креспена. Я решил заняться той частью моей жизни, которая пребывает в настоящем. А для этого необходимо отказаться от таких средневековых вымыслов, как Креспен и Зеленый Рыцарь. И перестать общаться с такими вымышленными библейскими персонажами, как ты. Ничего личного, Евдоксия, я просто создаю для себя приемлемую жизнь, сейчас, в последней четверти двадцатого века, но я не сумею на этом сосредоточиться, если Креспен, Кнутсен, сэр Берсилак и ты все время будете мне мешать.
— Слушай, мальчишка! — Дикий черный огонь сверкнул в слезящихся глазах Евдоксии. — Твоя жалкая неспособность отличить реальное от жизненно важного не очень-то меня интересует. Единственный твой смысл — в том, что в твоей руке находится последняя нить того тончайшего волокна, которое мой отец, я и, наконец, Креспен протянули через двадцать веков. Теперь, когда истина гудит в проводах и праведная цель почти в руках, неужели ты думаешь, что твои Гамлетовы сомнения нас остановят? Ни за что! Немедленно отправляйся в ванну и расскажи Креспену о притче! Я велю тебе, Бога ради!
— Оставь меня, Евдоксия. Тебя нет. Ты — всего-навсего игра моего ума.
— В таком случае избавься от меня! — с вызовом сказала старуха. — Закрой глаза и заставь меня исчезнуть… Ну что?
— Не получается, — в словах Дэниела звучала полная капитуляция.
— Марш в свою пенную ванну! Немедленно! — Евдоксия исчезла так же стремительно, как появилась.
Дэниел несколько секунд обозревал хлопнувшую дверь — время, достаточное для того, чтобы предать себя неотвратимому. Затем встал и отправился в ванную комнату.
Загремела струя, взлетела зеленая пена, и вскоре появились Креспен де Фюри, Зеленый Рыцарь и Туд Кнутсен в восторге от ходатайства Евдоксии и перспективы услышать притчу. Но сначала, постановил Креспен, Дэниел должен узнать о том, что случилось после исчезновения Евдоксии в пустом небе над равниной Сак.
14
— Наша ситуация была по меньшей мере сомнительной, — подхватил рассказ Зеленый Рыцарь, пока Туд Кнутсен раскуривал трубку, а Креспен доставал перо и пергамент для записи притчи.
— Вряд ли короля Филиппа убедила ваша демонстрация возможностей метательной машины, — предположил Дэниел.
— Боже упаси, — Креспен поежился при воспоминании. — Как только Евдоксия исчезла в пространстве, огромное облако ревущей французской солдатни помчалось на нас через долину Сака, нимало не думая, как мы понимали, в своих неистовых сердцах о нашем благополучии. Своим внутренним взором я увидел застенки инквизиции, ярость Филиппа Валуа, собственную роль в разрушении его механистической надежды на спасение Франции, не говоря уже о сожжении арбалетчиков и катапультировании в вечность его любимой пророчицы.
— Ты дрожал как осиновый лист, — самодовольно вспомнил Зеленый Рыцарь.
Креспен окинул его испепеляющим взглядом:
— Я бесстрастно поднялся с земли и меньше чем на расстоянии вытянутой руки от того места, где только что лежал, увидел монокль Евдоксии! Я сунул его в плащ и хладнокровно задумался над побегом.
Действие романа писательницы из ГДР разворачивается на строительстве первой атомной электростанции в республике. Все производственные проблемы в романе увязываются с проблемами нравственными. В характере двух главных героев, Штробла и Шютца, писательнице удалось создать убедительный двуединый образ современного руководителя, способного решать сложнейшие производственные и человеческие задачи. В романе рассказывается также о дружбе советских и немецких специалистов, совместно строящих АЭС.
В юности Луду пережила психологическую травму. С годами она пришла в себя, но боязнь открытых пространств осталась с ней навсегда. Даже в магазин она ходит с огромным черным зонтом, отгораживаясь им от внешнего мира. После того как сестра вышла замуж и уехала в Анголу, Луду тоже покидает родную Португалию, чтобы осесть в Африке. Она не подозревает, что ее ждет. Когда в Анголе начинается революция, Луанду охватывают беспорядки. Оставшись одна, Луду предпринимает единственный шаг, который может защитить ее от ужаса внешнего мира: она замуровывает дверь в свое жилище.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
Сейфеддин Даглы — современный азербайджанский писатель-сатирик. Его перу принадлежит роман «Сын весны», сатирические повести, рассказы и комедии, затрагивающие важные общественные, морально-этические темы. В эту книгу вошла сатирическая баллада «Карьера Ногталарова», написанная в живой и острой гротесковой манере. В ней создан яркий тип законченного, самовлюбленного бюрократа и невежды Вергюльаги Ногталарова (по-русски — «Запятая ага Многоточиев»). В сатирических рассказах, включенных в книгу, автор осмеивает пережитки мещанства, частнособственнической психологии, разоблачает тунеядцев и стиляг, хапуг и лодырей, карьеристов и подхалимов. Сатирическая баллада и рассказы писателя по-настоящему злободневны, осмеивают косное и отжившее в нашей действительности.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Близнецы Фил и Диана и их мать Глэсс приехали из-за океана и поселились в доставшееся им по наследству поместье Визибл. Они – предмет обсуждения и осуждения всей округи. Причин – море: сейчас Глэсс всего тридцать четыре, а её детям – по семнадцать; Фил долгое время дружил со странным мальчишкой со взглядом серийного убийцы; Диана однажды ранила в руку местного хулигана по кличке Обломок, да ещё как – стрелой, выпущенной из лука! Но постепенно Фил понимает: у каждого жителя этого маленького городка – свои секреты, свои проблемы, свои причины стать изгоем.
Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.