Безмужняя - [23]
На синагогальном дворе, как говорится, яблоку негде упасть. Все знают, что через несколько часов закончится долгий праздник Суккос. Все утонут в снегу, повседневности и унынии до тех пор, пока в скованных морозом окнах не появятся ханукальные светильники[56]. И потому люди идут и идут к синагогальному двору, чтобы надышаться праздником, настроением праздничной толпы, а заодно послушать пение кантора. Новые мотивы, которые он вводит в молитву, будут потом напевать в мастерских за работой; их будет мурлыкать себе под нос торговец, с нетерпением ожидая покупателя на пороге пустой лавчонки.
В каждом углу синагогального двора стоит молельня, откуда все стекаются к Большой синагоге. Первыми выходят маляры из малярской молельни, на стенах которой изображено почти все Пятикнижие: вот Ноев ковчег носится по волнам потопа, вот праотец Авраам приносит в жертву Исаака, а вот жена Лота превращается в соляной столб[57]. Маляры безмерно гордятся своей молельней и редко бывают в других. Но ради Симхас-Тойре они выходят во двор Большой синагоги, чтобы веселиться вместе со всеми.
Увидев, что маляры уже вышли, спускается во двор и ремесленный цех. Жидкие бородки, сутулые спины, потухшие старческие глаза. Им даже Симхас-Тойре не в радость. Сколько ни кричит шамес, приглашая к шествию со свитками: «Первое место на новый круг! На новый круг первое место!» — некому нести святыню. Вот свитки Торы, но в ремесленном цеху не хватает людей, они вымирают с каждым новым годом. Нынешние рабочие не идут в религиозный ремесленный цех, а вступают в профсоюзы и становятся там бундовцами.
И бредут одиноко сутулые старики-ремесленники, уткнув в грудь жидкие бороды, пока не встретятся с погребальным братством из молельни могильщиков. Эти не одиноки: каждого могильщика сопровождает дюжина попрошаек. Все стоящие вокруг расступаются в страхе:
— Да не понадобятся нам их услуги!..
Из молельни Семи Призванных выходят молодые люди. Эта молельня не имеет постоянных прихожан, но все, кому на неделе выпало читать кадиш по случаю траура, молятся здесь несколькими миньянами[58] и в праздничное утро. Здесь прихожан в честь Симхас-Тойре не оделяют медовыми коврижками и водкой, как в других молельнях, и молившиеся устремляются слушать городского кантора так же поспешно, как только что читали поминальные молитвы.
Затем появляются почтенные завсегдатаи Старой молельни, патриархи с длинными молочно-белыми бородами и с кроткими стариковскими улыбками на морщинистых лицах, на которых запечатлелся мглистый покой тяжелых старинных книг в кожаных переплетах. Когда в своей молельне они листают эти фолианты, слышится таинственный шорох и шелест минувших столетий. Старая молельня старше даже древней виленской городской синагоги.
Прихожане Старо-Новой молельни выходят попозже, как и подобает богачам и старостам общины. Они носят цилиндры и ходят, заложив руки за спину, даже в тесноте переполненного синагогального двора. С ними идут их сыновья и зятья — худые, высокие молодые люди со скучающими лицами. Из почтения к отцу или из страха перед тестем они слушают кантора вместо того, чтобы поехать с молодыми женами в театр.
Наконец заканчивают молитву и поруши из молельни Виленского гаона. По заведенному Гаоном обычаю, они сидят в талесах[59] и в тфилин и в будни, до середины дня. Сегодня они в своей сумрачной и холодной молельне кружились со свитками Торы вокруг бимы, а затем вынуждены были отдыхать. Миснагиды умеют постигать Учение, но не умеют петь и плясать, тем более те, кто стар: в старости и ноги уже не слушаются. После благодарственной молитвы поруши погружают усы в вино, стряхивают с бород крошки медовой коврижки и, осторожно ступая со ступеньки на ступеньку, спускаются по лестнице во двор.
Их весьма огорчает увлечение Вильны канторским пением. Истовую молитву нынешние молодые люди заменили слушаньем напевов. А разве современные канторы так же богобоязненны, как прежние? Достойны ли они читать молитву у амуда? Старосты Городской синагоги постановили к тому же, чтобы все помощники кантора носили ермолки с бахромой и маленькие бело-голубые талесы на шее. Благочестивые прихожане очень этим недовольны, это уже пахнет подражанием обычаям Хоральной синагоги, где молятся аптекари и прочие просвещенные люди. Но в честь Симхас-Тойре даже поруш из молельни Гаона позволит себе потянуться чутким ухом через плечо какого-нибудь молодого человека: что же такое находят люди в этом канторском блеянии? Почувствовав прикосновение бархата и шелка, молодой человек оглядывается, видит седого старика и почтительно произносит: «Доброго праздника вам, дедушка!» А тот отвечает: «Доброго праздника, доброго года!» И примечает, что этот миловидный, гладко выбритый молодой человек с мешочком для талеса под мышкой — один из тех, кто предпочитает околачиваться во дворе и слушать кантора вместо того, чтобы зайти в синагогу и помолиться.
На синагогальном дворе толпятся прихожане всех молелен, кроме койденовских[60] хасидов. «Бим-бам! Бим-бам!» — доносится из их молельни. Эти в грош не ставят кантора со всеми помощниками, сами поют, сами пляшут, да так, что кажется: вот хасидский сапог вылетит из синагогального двора и вихрем поднимется к небу вместе со сбившимися бородами, развевающимися капотами и витыми поясами!
В этом романе Хаима Граде, одного из крупнейших еврейских писателей XX века, рассказана история духовных поисков мусарника Цемаха Атласа, основавшего ешиву в маленьком еврейском местечке в довоенной Литве и мучимого противоречием между непреклонностью учения и компромиссами, пойти на которые требует от него реальная, в том числе семейная, жизнь.
Хаим Граде (1910–1982), идишский поэт и прозаик, родился в Вильно, жил в Российской империи, Советском Союзе, Польше, Франции и США, в эмиграции активно способствовал возрождению еврейской культурной жизни и литературы на идише. Его перу принадлежат сборники стихов, циклы рассказов и романы, описывающие жизнь еврейской общины в довоенном Вильно и трагедию Холокоста.«Безмолвный миньян» («Дер штумер миньен», 1976) — это поздний сборник рассказов Граде, объединенных общим хронотопом — Вильно в конце 1930-х годов — и общими персонажами, в том числе главным героем — столяром Эльокумом Папом, мечтателем и неудачником, пренебрегающим заработком и прочими обязанностями главы семейства ради великой идеи — возрождения заброшенного бейт-мидраша.Рассказам Граде свойственна простота, незамысловатость и художественный минимализм, вообще типичные для классической идишской словесности и превосходно передающие своеобразие и колорит повседневной жизни еврейского местечка, с его радостями и горестями, весельями и ссорами и харáктерными жителями: растяпой-столяром, «длинным, тощим и сухим, как палка от метлы», бабусями в париках, желчным раввином-аскетом, добросердечной хозяйкой пекарни, слепым проповедником и жадным синагогальным старостой.
В этом романе Хаима Граде, одного из крупнейших еврейских писателей XX века, рассказана история духовных поисков мусарника Цемаха Атласа, основавшего ешиву в маленьком еврейском местечке в довоенной Литве и мучимого противоречием между непреклонностью учения и компромиссами, пойти на которые требует от него реальная, в том числе семейная, жизнь.
Автобиографический сборник рассказов «Мамины субботы» (1955) замечательного прозаика, поэта и журналиста Хаима Граде (1910–1982) — это достоверный, лиричный и в то же время страшный портрет времени и человеческой судьбы. Автор рисует жизнь еврейской Вильны до войны и ее жизнь-и-в-смерти после Катастрофы, пытаясь ответить на вопрос, как может светить после этого солнце.
В сборник рассказов «Синагога и улица» Хаима Граде, одного из крупнейших прозаиков XX века, писавших на идише, входят четыре произведения о жизни еврейской общины Вильнюса в период между мировыми войнами. Рассказ «Деды и внуки» повествует о том, как Тора и ее изучение связывали разные поколения евреев и как под действием убыстряющегося времени эта связь постепенно истончалась. «Двор Лейбы-Лейзера» — рассказ о столкновении и борьбе в соседских, родственных и религиозных взаимоотношениях людей различных взглядов на Тору — как на запрет и как на благословение.
Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Роман «Улица» — самое значительное произведение яркого и необычного еврейского писателя Исроэла Рабона (1900–1941). Главный герой книги, его скитания и одиночество символизируют «потерянное поколение». Для усиления метафоричности романа писатель экспериментирует, смешивая жанры и стили — низкий и высокий: так из характеров рождаются образы. Завершает издание статья литературоведа Хоне Шмерука о творчестве Исроэла Рабона.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. После восстания 1863 года прошли десятилетия, герои романа постарели, сменяются поколения, и у нового поколения — новые жизненные ценности и устремления. Среди евреев нет прежнего единства. Кто-то любой ценой пытается добиться благополучия, кого-то тревожит судьба своего народа, а кто-то перенимает революционные идеи и готов жертвовать собой и другими, бросаясь в борьбу за неясно понимаемое светлое будущее человечества.
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.