Бессмертный корабль - [20]

Шрифт
Интервал

Дождь, туман, слякоть, холодный штормовой ветер, но обстановка в Петрограде накалена донельзя.

— Шлюпка с правого борта! — громко оповещает сигнальщик.

— Где комиссар? — кричат из шлюпки.

Белышев перегибается через выступ крыла мостика:

— В чем дело?

— Комиссар! Белышев! — прерывисто окликает его человек в шлюпке. — Я из отряда Бабина. Представитель Военно-революционного комитета велел передать: в девять часов Керенский и вся компания должны сдаться. Если заупрямятся, тогда на Петропавловке зажгут красный огонь. Когда увидите, не зевайте. «Аврора» должна выстрелить холостым для сигнала. Чтобы услышали все. После выстрела будет штурм... — Переводя дыхание, связной продолжает выкладывать новости: — Наш боцманмат Клевцов и один машинист с «Прозорливого» командированы в Смольный с поручением от всех отрядов. Доложить Съезду Советов и товарищу Ленину: пусть не сомневаются, возьмем Зимний! .. Казаки-то совсем ушли, в казармы. Не захотели защищать Керенского. А юнкера баррикады из дров сложили перед дворцом. Герои!.. Сколько на часах-то?

— Без двадцати девять! — откликаются из разных мест верхней палубы и с мостика.

— Так не зевайте! — наказывает связной.

Шлюпка удаляется.

— Распорядитесь поднять двойной сигнал, — обращается к Эриксону комиссар. — Верхний — красного цвета, нижний — белого.

— Слушаюсь!

Через минуту один за другим по невидимым фалам, протянутым с мостика, ползут наискось вверх к носовой мачте раскачиваемые ветром фонари двойного сигнала. Их ждут не дождутся на кораблях, расставленных вдоль Невы.

— Идемте на бак, товарищи!

Голос выдает Белышева: комиссар волнуется.

— Прошу позволения остаться на мостике. Присутствовать... я не могу! — вырывается у Эриксона[19].

— Оставайтесь. Как-нибудь обойдемся.

Махнув рукой, Белышев первым сбегает на палубу.

Почти вся команда уже на баке. Слова связного моментально облетели корабль. Каждый человек на крейсере, томясь, считает минуты и секунды. У башни бакового орудия стоят наготове вахтенные комендоры.

— Ты, Евдоким? — спрашивает комиссар, узнав Огнева по исполинскому росту. — Заряди холостым. Для пробы по Зимнему.

— Дождались-таки! — обрадованно басит Огнев.

Глухо лязгает замок шестидюймового орудия.

Беспросветная мгла висит над рекой за Дворцовым мостом. В той стороне, где взгляд угадывает темную громаду Петропавловской крепости, ничего не видно. Светового сигнала нет.

Девять часов, но вахтенный из боцманской команды, поглощенный, как все, ожиданием, забыл про свои обязанности. Корабельный колокол, ежечасно ведущий счет времени, молчит.

А время не ждет. Минута за минутой уходят в бесконечность, как волна за волной.

Напряженная тишина стоит над крейсером. Сотни глаз не отрываясь глядят в темноту в надежде увидеть огонь фонаря. Расплывчатый силуэт Петропавловского собора будто раскачивается перед глазами.

— Чего они там замешкались! — нетерпеливо бормочет Захаров и взбегает по трапу на мостик. Стук сапог старшины по металлическим ступенькам отчетливо слышен в тишине. Кажется — огромный маятник торопливо отсчитывает секунды.

— Тридцать пять десятого, — извещает старшина, возвратясь обратно. — Что-то стряслось на Петропавловке, не иначе.

— Огонь, огонь! — восклицают на палубе.

Теперь видно всем: во мгле за мостом медленно ползет ввысь красная точка — огонь фонаря, условный знак для «Авроры».

Девять часов сорок минут.

— Пли! — коротко произносит Белышев.

Вместо певучего перезвона колокола-часов — над кораблем, над рекой, над погруженным в тьму Петроградом сквозь штормовой ветер, перекрывая все звуки, раздается мощный рык шестидюймового орудия. Эхо разносит его вдоль гранитных берегов.

Вспышка выстрела на миг озаряет Белышева, Липатова, Захарова, Лукичева, Алонцева, Огнева и вахтенных орудийного расчета, их наклоненные в сторону Зимнего, словно окаменелые на бегу, фигуры, их лица, на которых застыло ожидание...


Вспышка выстрела на миг озаряет моряков.


Эхо выстрела уже не слышно. Вновь нарастает гул ветра. Он приносит из-за реки перестук пулеметных очередей. Далекие ружейные залпы сливаются воедино с глухим, неумолчным, протяжным ревом тысяч людей:

— Урррраааа!..

Начался штурм.

— Зарядить боевым!

Теперь в голосе Белышева обычное спокойствие. Комиссар овладел собой.

Однако общее напряжение на пределе. Ибо то, что для революционных отрядов на берегу послужило сигналом к действию, означает для моряков на кораблях пока лишь предупреждение быть готовыми начать обстрел Зимнего дворца боевыми снарядами.

Ночная мгла скрывает величественное зрелище двадцати пяти военных кораблей, орудия которых после светового сигнала с «Авроры» повернуты к одной, трижды ненавистной цели. Из-за Николаевского моста протянулись гигантские пальцы шестидюймовых орудий крейсера «Аврора», скорострельные пушки эскадренных миноносцев «Самсон» и «Забияка», только что пришедших из Гельсингфорса, посыльного судна «Абрек», учебного судна «Верный», заградителей «Амур» и «Хопер», посыльного судна «Ястреб», пулеметы подводных лодок «Ерш» и «Форель», паровых и моторных яхт «Штандарт», «Роксана», «Стрела», «Нева», «Астарта», «Конкордия», «Царевна», «Александрия», «Зарница». С якорной стоянки между Николаевским и Дворцовым мостами нацелились на последнее прибежище Временного правительства миноносцы «Прозорливый», «Рьяный», «Прочный». И совсем в упор глядят сквозь ночь на Зимний дворец пушки миноносца «Деятельный», тральщиков «Четырнадцатый» и «Пятнадцатый», прошедших за Дворцовый мост, почти к самым бастионам Петропавловской крепости. Залп всех орудий эскадры, возглавляемой большевиками, готов обрушиться на цитадель Временного правительства, как только на мачтовых фалах «Авроры» полыхнет багровым светом желанный сигнал.


Еще от автора Евгений Семенович Юнга
Конец Ольской тропы

«Новый мир», 1937 г., №4, с. 192 — 222.


За тебя, Севастополь!

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кирюша из Севастополя

Черноморская повесть — хроника времен Отечественной войны. В книге рассказана подлинная история юного моряка — участника героической обороны Севастополя.


Адмирал Спиридов

Книга писателя-мариниста Е. С. Юнги представляет собой популярный очерк жизни и деятельности выдающегося русского флотоводца адмирала Григория Андреевича Спиридова. Автором собран обширный исторический материал, использованы малоизвестные до сих пор документы, показана неразрывная связь адмирала Спиридова с важнейшими событиями русской морской истории XVIII века. Основоположник новой линейной тактики, решившей исход неравного боя в Хиосском проливе, а затем и судьбу всего турецкого флота в Чесменской бухте, — Спиридов проторил дорогу многим последующим победам, одержанным русскими моряками под командованием Ушакова, Сенявина, Лазарева и Нахимова на Черном и Средиземном морях.


«Литке» идет на Запад!

Эта книга — о героическом походе краснознаменного ледореза «Федор Литке» Великим северным морским путем с востока на запад; книга о людях ледореза, большая часть которых — воспитанники ленинского комсомола.Автор книги Евгений Юнга (Михейкин) был на «Литке» специальным корреспондентом газеты «Водный транспорт». За участие в походе он награжден почетной грамотой ЦИК СССР.


ОМЭ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Волшебный фонарь

Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.