Бесконечные дни - [7]

Шрифт
Интервал

Только рядовой Перл был уныл, как хворый младенец, оттого что не убил. Но он получил первый кусок у костров той ночью, сырое мясо, что шкворчало и плевалось, обугленное на огне. Люди сгорбились у костров, веселые оттого, что сейчас наедятся вволю, и пустая черная равнина простиралась вокруг нас, и странная ткань мороза и ледяного ветра накрывала нам плечи, и великое черное небо, полное звезд, висело над головами, как огромный поднос, полный драгоценностей и бриллиантов. Шони всю ночь пели у себя в лагере, пока наконец сержант Веллингтон не встал, откинув одеяло, и не выразил намерения пристрелить их.

Глава третья

В армии за месяц встречаешь не меньше дюжины ирландцев, но они об этом, как правило, не говорят. Ирландца узнаёшь, потому как на нем прямо написано, что он ирландец. Он и разговаривает не как все, и волосы обычно не очень-то стрижет, и вообще в ирландце, когда он пьет, есть что-то такое, отчего он не похож на всех других людей. Не говорите мне, что ирландец – пример цивилизованного человека. Он может быть ангелом в обличье дьявола или дьяволом в обличье ангела, но, как бы там ни было, говоря с ирландцем, говоришь сразу с двумя людьми. Он лезет из кожи вон, чтобы тебе помочь, и в то же время лезет из кожи вон, чтобы тебя обмануть. В битве ирландец – первый храбрец и в то же время первый трус. Я не знаю, что это такое. Я видел ирландцев-убийц и ирландцев-добряков, но они одинаковы – и у того и у другого внутри пылает ужасный огонь, словно это не человек, а ходячая оболочка печи. Таковы ирландцы. Если обсчитаешь ирландца на полдоллара, он в отместку сожжет твой дом. Он будет трудиться до упаду, чтобы тебе напакостить. И я такой же и завсегда был такой.

Я сейчас быстренько расскажу, что случилось со мной и как я оказался в Америке, но не хочется слишком долго об этом говорить. Чем меньше скажешь, тем меньше потом расхлебывать, если верить старой пословице. И это правда, будь оно все неладно.

Мой отец был мелким экспортером масла – он отправлял партии масла в бочонках из порта Слайго в Англию. Все хорошее отправлялось в Англию. Коровы, говяжьи туши, свиньи, овцы, козы, пшеница, ячмень, английское зерно, свекла, морковь, капуста и прочие принадлежности существования. Ирландии перепадала лишь картошка на пропитание, а если картошке случалось не уродиться, старушке Ирландии вовсе ничего не оставалось. Она голодала без башмаков, в одних чулках. Да и чулок-то у нее не было. Тряпье. Мой отец был побогаче других и носил высокий черный цилиндр, но даже и этот цилиндр явно знавал лучшие времена, поскольку уже прожил долгую, полную превратностей жизнь в Англии. Мы посылали в Англию провиант, а она нам взамен – тряпье и поношенные шляпы. Я не знаю, я был совсем ребенком. В сорок седьмом вышел такой недород, что даже у моего отца ничего не было. Моя сестра умерла, и моя мать тоже умерла, на каменном полу нашего дома в Слайго, на улице, называемой Ланге. По-ирландски это имя звучит как Луайгне – если верить моему отцу, так называлось королевство, которым правили мои предки. Он был полон жизненных сил, пока не умер. Он любил петь, отменно танцевал и обожал торговаться на пристани со своими капитанами.

Экспорт масла не прекращался и в голодные времена, и как это случилось, что мой отец выпал из жизни, – я не знаю, но он потерял свое дело, и, как я уже сказал, моя мать и сестра умерли. Умерли, как подыхают бродячие кошки, – всем на них было наплевать. Но в это время умирал весь город. На берегу реки, в порту, суда еще заходили в гавань и швартовались, но уже не с фрахтом моего отца. Старые корабли начали перевозить в Канаду разорившихся людей – таких голодных, что в трюмах они едва ли не жрали друг друга. Я не говорю, что сам это видел. Но мне было тринадцать лет, и я душой и сердцем знал, что нужно бежать. Я прокрался в темноте на один из кораблей. Я рассказываю как могу. Это было давно, задолго до Америки. Шесть недель я провел среди самых нищих, разоренных, голодающих. Многих из них пришлось спустить за борт. Вот как это было.

Сам капитан умер от лихорадки, и когда мы достигли Канады, то были кораблем без кормчего. Нас отправили в бараки для больных, и там умерли сотни. Я просто записываю все как было. Суть в том, что мы были ничем. Никому не нужны. Канада нас боялась. Мы были чумой. Крысиным народом, разве что на двух ногах. Голод забирает у тебя самость. Все, чем мы были, стало тогда ничем. Разговоры, музыка, Слайго, истории, будущее, прошлое – все это обратилось в ничто, стало как навоз. Вот кем я был, когда встретил Джона Коула, – человеческой вошью; меня чуждались даже злодеи, а добрым людям я был ни к чему. Вот с чего я начинал. Это поможет вам понять, какой победой была для меня встреча с Джоном Коулом. Я впервые опять почувствовал себя человеком. И хватит, я сказал. Не хочу больше говорить об этом. Рот на замок.

Я это все только потому рассказываю, что без этого нельзя как следует понять всего остального. Как мы могли смотреть на резню не моргнув глазом. Потому что мы и сами были ничем, начинали с полного ничтожества. Мы знали, что делать с ничем, мы были в ничтожестве как дома. Я с трудом могу это произнести, но мой отец тоже умер. Я видел его тело. Голод – это вроде огня, как в печи. Я любил отца – раньше, когда еще был человеком. Потом он умер, а я был голоден. Потом корабль. Потом ничего. Потом Америка. Потом Джон Коул. Я любил Джона Коула. Только его и любил на всем свете.


Еще от автора Себастьян Барри
Скрижали судьбы

Роман Себастьяна Барри «Скрижали судьбы» — это два дневника, врача психиатрической лечебницы и его престарелой пациентки, уже несколько десятков лет обитающей в доме скорби, но сохранившей ясность ума и отменную память. Перед нами истории двух людей, их любви и боли, радостей и страданий, мук совести и нравственных поисков. Судьба переплела их жизни, и читателю предстоит выяснить, насколько запутанным оказался этот узел.


Тысяча лун

От дважды букеровского финалиста и дважды лауреата престижной премии Costa Award, классика современной прозы, которого называли «несравненным хроникером жизни, утраченной безвозвратно» (Irish Independent), – «светоносный роман, горестный и возвышающий душу» (Library Journal), «захватывающая история мести и поисков своей идентичности» (Observer), продолжение романа «Бесконечные дни», о котором Кадзуо Исигуро, лауреат Букеровской и Нобелевской премии, высказался так: «Удивительное и неожиданное чудо… самое захватывающее повествование из всего прочитанного мною за много лет». Итак, «Тысяча лун» – это очередной эпизод саги о семействе Макналти.


Рекомендуем почитать
Чёрный аист

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Нечего бояться

Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.


Жизнь на продажу

Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».


Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления.


Творцы совпадений

Случайно разбитый стакан с вашим любимым напитком в баре, последний поезд, ушедший у вас из-под носа, найденный на улице лотерейный билет с невероятным выигрышем… Что если все случайности, происходящие в вашей жизни, кем-то подстроены? Что если «совпадений» просто не существует, а судьбы всех людей на земле находятся под жестким контролем неведомой организации? И что может случиться, если кто-то осмелится бросить этой организации вызов во имя любви и свободы?.. Увлекательный, непредсказуемый роман молодого израильского писателя Йоава Блума, ставший бестселлером во многих странах, теперь приходит и к российским читателям. Впервые на русском!