Бесконечные дни - [5]
Каждый знает, что среди старателей попадаются самые разные люди. Старатели являются на место и сдирают с него всю красоту – вонючая черная грязь заполняет реки, и деревья чахнут, как поруганные девы. Старатели любят грубую еду, грубый виски, грубые ночные развлечения. Правду сказать, если ты – индейская девушка, они и тебя полюбят, только так, что тебе это совсем не понравится. Старатели являются в палаточные городки и творят непотребство. Таких насильников, как старатели – во всяком случае, некоторые, – мало где сыщешь. Среди старателей попадаются бывшие учителя, университетские преподаватели из более цивилизованных краев, отпавшие священники, разорившиеся лавочники, брошенные женами бесполезные мужья. Все сорта и градации душ, как сказал бы весовщик, принимающий зерно. Но все они приходили в Нунов салун и там менялись, сильно менялись. Потому что мы были хорошенькие девушки, зеница их ока. И, кроме того, мистер Нун за стойкой держал у себя под рукой, на видном месте, дробовик. Вы не поверите, какую свободу предоставляет американский закон владельцу салуна, когда дело касается убивания старателей. Очень большую.
Может быть, мы напоминали этим людям какую-то другую жизнь. Может быть, мы напоминали им юность и первую любовь. Мы были такие милые и чистенькие – я бы сам не отказался встретить такую девушку. Может, кое для кого из старателей мы и стали первой любовью. Мы танцевали с ними каждую ночь два года подряд, и ни разу никто из них не обидел нас ни единым движением. Это правда. Может, вам интересней было бы прочитать, что в нас тыкались неудобьсказуемым местом, или совали язык нам в рот, или хватали за воображаемые груди мозолистыми пятернями, – но нет. В том салуне собирались джентльмены пограничья. Они всю ночь накачивались виски до помрачения рассудка, они ревели песни, порой палили друг в друга из-за карточных ссор, молотили друг друга железными кулаками, но в танцах они были галантны, что твой д’Артаньян из романов про старинные годы. Свиное брюхо во время танца втягивалось, так что его обладатель напоминал уже какое-то более изящное животное. Эти мужчины мылись для нас, брились для нас и для нас облачались в свой лучший наряд, уж какой у кого был. Джона звали Джоанна, а меня – Томасина. Мы танцевали и танцевали. Кружились и кружились. Надо сказать, под конец мы стали хорошими танцорами. Мы могли вальсировать быстро и медленно. Осмелюсь сказать, что мальчиков лучше нас в Дэггсвилле не бывало. И чище нас. И красивей нас. Мы кружились в платьях, и жена лавочника мистера Кармоди (миссис Кармоди, разумеется), будучи портнихой, месяц за месяцем отпускала подолы. Наверно, не стоило кормить бродяжек – мы росли в основном вверх, а не в стороны. Может, мы и менялись, но в глазах клиентов мы были все теми же девушками. О нас шла добрая слава, и мужчины приезжали за много миль посмотреть на нас и записаться на картонки, где мы вели список партнеров. «А что, барышня, не окажете ли любезность потанцевать со мной?» – «А как же, сэр, у меня есть свободные десять минут в одиннадцать сорок пять, если желаете». – «Буду весьма признателен». Двум бесполезным мальчишкам, выросшим в грязи, никогда не жилось так весело. Нам предлагали руку и сердце, или лошадь с упряжкой, если мы согласимся пойти в лагерь с таким-то, или другие дары, которые не посрамили бы и араба в его Аравии, выкупающего невесту. Но конечно, мы знали подоплеку своей истории. Теперь я думаю, что и они тоже знали. Они так свободно предлагали нам тюремные узы матримонии, поскольку знали, что она будет лишь понарошку. Это все были аспекты свободы, счастья и радости.
Ибо жизнь старателя грязна и уныла, и, правду сказать, лишь один на десять тысяч находит золото. Конечно, в Дэггсвилле искали свинец, так что все было еще хуже. Жизнь состояла из грязи и воды. Но в салуне мистера Нуна блистали два бриллианта – так говорил мистер Нун.
Но природу не выбросишь в окошко. Мало-помалу пушок юности с нас постерся, и мы уже больше походили на мальчиков, чем на девочек, – больше на мужчин, чем на женщин. Особенно сильно за эти два года изменился Джон Коул. В смысле роста он бы и с жирафами потягался. Мистер Нун никак не мог подыскать ему платья по росту, и миссис Кармоди не успевала шить. Бог свидетель, то был конец эпохи. Одно из самых счастливых для меня мест работы. И вот пришел день, когда мистер Нун вынужден был поговорить с нами. Мы пожали ему руки на рассвете и даже пролили слезы, и в Дэггсвилле осталось лишь воспоминание о бриллиантах. Мистер Нун сказал, что будет посылать нам письма в дни наших святых, со всеми новостями. И мы должны были делать то же самое. И мы отправились в путь с деньгами, которые отложили, надеясь поступить в кавалерию. И странное дело – Дэггсвилль в то утро был пуст, и никто не вышел проводить нас. Мы знали, что мы – лишь куски легенды, и на самом деле нас в этом городе никогда не было. Нет лучшего чувства, чем это.
Глава вторая
Короче говоря, мы записались в армию вместе. Что поделать, для прежней работы мы больше не годились – так уж устроила природа человеческое тело. Нас обучили и погнали по Орегонской тропе в Калифорнию. Мы должны были ехать много недель, а потом свернуть налево, чтобы не оказаться в Орегоне. Ну, как предполагалось, так и вышло – много недель. Сначала мы ехали по Миссури и видели упадочных индейцев: они сплавлялись по рекам и вообще мотались с места на место, а кое-кто из них ехал за ежегодным пособием – некоторые даже из Канады. Жалкие, грязные на вид люди. И множество народу из Новой Англии шло на запад – попадались скандинавы, но в основном американцы, снялись с места и поехали. Нам велели держаться подальше от мормонов, направляющихся в Юту, – этим чокнутым нельзя было доверять. О них шла слава, что они – сами дьяволы. Наш сержант говорил, что, если с ними подерешься, их надо обязательно убить, но я не знаю, доводилось ли ему самому такое делать. Потом мы въехали в пустыню, но вроде как не настоящую. Впрочем, там валялись кучи костей от скота, принадлежавшего переселенцам, а время от времени по пути попадалось выброшенное пианино или шкаф – их выкидывали, облегчая ношу слабеющим быкам. Хуже всего был недостаток воды. Ужасно странно видеть пианино посреди наполовину всамделишной пустыни.
Роман Себастьяна Барри «Скрижали судьбы» — это два дневника, врача психиатрической лечебницы и его престарелой пациентки, уже несколько десятков лет обитающей в доме скорби, но сохранившей ясность ума и отменную память. Перед нами истории двух людей, их любви и боли, радостей и страданий, мук совести и нравственных поисков. Судьба переплела их жизни, и читателю предстоит выяснить, насколько запутанным оказался этот узел.
От дважды букеровского финалиста и дважды лауреата престижной премии Costa Award, классика современной прозы, которого называли «несравненным хроникером жизни, утраченной безвозвратно» (Irish Independent), – «светоносный роман, горестный и возвышающий душу» (Library Journal), «захватывающая история мести и поисков своей идентичности» (Observer), продолжение романа «Бесконечные дни», о котором Кадзуо Исигуро, лауреат Букеровской и Нобелевской премии, высказался так: «Удивительное и неожиданное чудо… самое захватывающее повествование из всего прочитанного мною за много лет». Итак, «Тысяча лун» – это очередной эпизод саги о семействе Макналти.
Говорила Лопушиха своему сожителю: надо нам жизнь улучшить, добиться успеха и процветания. Садись на поезд, поезжай в Москву, ищи Собачьего Царя. Знают люди: если жизнью недоволен так, что хоть вой, нужно обратиться к Лай Лаичу Брехуну, он поможет. Поверил мужик, приехал в столицу, пристроился к родственнику-бизнесмену в работники. И стал ждать встречи с Собачьим Царём. Где-то ведь бродит он по Москве в окружении верных псов, которые рыщут мимо офисов и эстакад, всё вынюхивают-выведывают. И является на зов того, кому жизнь невмоготу.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».
Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления.
Случайно разбитый стакан с вашим любимым напитком в баре, последний поезд, ушедший у вас из-под носа, найденный на улице лотерейный билет с невероятным выигрышем… Что если все случайности, происходящие в вашей жизни, кем-то подстроены? Что если «совпадений» просто не существует, а судьбы всех людей на земле находятся под жестким контролем неведомой организации? И что может случиться, если кто-то осмелится бросить этой организации вызов во имя любви и свободы?.. Увлекательный, непредсказуемый роман молодого израильского писателя Йоава Блума, ставший бестселлером во многих странах, теперь приходит и к российским читателям. Впервые на русском!