Беседы о литературе: Восток - [53]

То же касается и Сент-Экзюпери. Да, он понимал, что русские люди сегодня вместе с французами сражаются против «гидры фашизма». Но что такое власть массы, он тоже увидел во время своей поездки по СССР в конце 1930-х годов и тоже об этом рассказал…

Слово «ответственность» было для Сент-Экзюпери одним из ключевых. Как раз в «Военном летчике» он говорит о том, что каждый из нас должен быть в ответе за всех – с этого начинается реальность. Коллективной ответственности быть не может, ответственность может быть только личной.

Но вернемся к тому, что говорит Антуан Сент-Экзюпери о хлебе. «Пшеница – это нечто большее, чем телесная пища. Питать человека не то, что откармливать скотину. Хлеб выполняет столько назначений! Хлеб стал для нас средством единения людей, потому что люди преломляют его за общей трапезой. Хлеб стал для нас символом величия труда, потому что добывается он в поте лица. Хлеб стал для нас непременным спутником сострадания, потому что его раздают в годину бедствий. Вкус разделенного хлеба не сравним ни с чем. И вот теперь вся сила духовной пищи, духовного хлеба, который будет рожден этим полем, находится под угрозой. Завтра мой фермер, преломляя хлеб, быть может, уже не будет служить той же домашней религии. Завтра, быть может, этот хлеб уже не затеплит тот же свет в глазах его близких. Ведь хлеб – это то же, что масло в светильнике. Он так же претворяется в свет».

Мне кажется, что в этом месте Сент-Экзюпери объясняет нам, почему Христос во время Тайной Вечери взял именно хлеб со словами «Примите, ядите…» «Хлеб стал для нас средством единения людей, – пишет Экзюпери, – потому что люди преломляют его за общей трапезой… Вкус разделенного хлеба не сравним ни с чем… Ведь хлеб – это то же, что масло в светильнике. Он так же претворяется в свет».

Обращаю ваше особое внимание на этот текст. Это фрагмент двадцать четвертой главы «Военного летчика». Если есть возможность, прочитайте это место потом еще и еще раз. И тогда давайте снова спросим друг друга: кто он, Антуан Сент-Экзюпери? Христианин или нет?

Мне представляется, что именно в то время, именно к концу первой половины XX века человечество вновь начинает обретать связь со Христом, начинает входить в христианство. Я сознательно не употребляю слово «возвращаться», потому что в христианство возвратиться невозможно. В христианство можно только войти. Но подчеркиваю, что это действительно происходит после трех веков, о которых мы с вами тоже говорили, и говорили довольно много: трех веков неуклонного отхода от христианства, неуклонного ухода от Христа, который, безусловно, прослеживается в культуре XVII, XVIII и XIX веков. И не будем же мы с вами, в конце концов, так неблагодарны и так циничны, для того чтобы осуждать, допустим, Марка Твена за то, что он порвал с христианством, за то, что он смеялся над Библией, за то, что он считал: Церковь – всё равно какая, католическая или протестантская, епископальная или пресвитерианская, баптистская, – любая Церковь обманывает человека. Так считал Марк Твен, но не будем же мы за это исключать его из числа великих писателей, вырывать его из своего сердца или сжигать его книги. Конечно же, нет. Задача наша заключается в другом: понять, почему эти люди шли таким путем, почему эти люди уходили от Бога.

Я почитаю Марка Твена и считаю, что о Христе и христианстве этот насмешник сказал гораздо больше, чем те, кто говорит об этом пространно и медоточиво. Он ведь оплакивает человека и человечество. А чтобы это не было так страшно, он смеется. Поэтому я всем рекомендую прочесть его «Встречи с сатаной».

Да, спасибо Вам. И, коль скоро Вы вернули нас к теме творчества Марка Твена, я хочу сказать, что великие писатели XIX века, те, которые противопоставляли себя не только Церкви, но и Богу, и заявляли о своем безбожии, и смеялись над Библией, – не могут быть нами отвергнуты, потому что в их творчестве тоже была искра Божья, и иногда своей насмешкой они делали Божье дело много лучше, чем другие, как Вы сказали, «медоточивыми устами».

Меня поразили слова о том, что груда камней может раздавить. Может, поэтому Христос и создает Церковь как малое стадо, чтобы она не давила окружающих?

Груда может раздавить, но даже маленькая куча камней может раздавить. Так что дело все-таки не в размерах, а в том, чтобы из этих камней созидался собор. Он может быть огромным, как наш Успенский собор во Владимире, как парижский Notre-Dame или собор в Кёльне. Он может быть маленьким, как церковь Покрова на Нерли. Но он должен быть построен.

Может быть, обращение к Христу европейской цивилизации основано на поиске конечного смысла?

Что касается смысла, то именно о смысле Антуан Сент-Экзюпери говорит много и очень серьезно. И я, кажется, уже приводил вам этот фрагмент из его книги сегодня. «Чтобы обратить человека в свою веру, нужно не отсечь его, а объяснить ему его роль, указать цель для его устремлений и предоставить ему сферу приложения сил». Обрести смысл, помочь это сделать. Не указать, в чем смысл, но помочь человеку самому обрести этот смысл.

Когда человек перестает думать о плотском, о своей материальной жизни, тогда ему открывается смысл того, что значит взять на себя иго Христово…