Беседы о литературе: Восток - [52]

Как быть? Что делать? Каким образом выйти из этого тупика? Я возвращаюсь к тому месту, где Сент-Экзюпери говорит о калеке, женщине-инвалиде, которая сидит у своего окна и смотрит на улицу. «Когда я был маленький… – пишет Экзюпери и ставит многоточие. – Я возвращаюсь к своему раннему детству. Детство, этот огромный край, откуда приходит каждый! Откуда я родом? Я родом из моего детства, словно из какой-то страны. <…> Подлинная беспредельность не воспринимается глазом. Она доступна только духу. Ее можно сравнить с языком, потому что язык связывает между собой всё». Подлинная беспредельность… Экзюпери она открылась в детстве.

«Внутренняя жизнь молящегося доминиканца насыщена до предела. Человеком в полной мере он становится именно тогда, когда, простершись ниц, неподвижно застывает в молитве. Внутренняя жизнь Пастера, когда он, затаив дыхание, склоняется над своим микроскопом, насыщена до предела. В полной мере человеком Пастер становится именно тогда, когда наблюдает. Тут он идет вперед. Тут он спешит. Тут он шествует гигантскими шагами, хотя сам он неподвижен, и тут ему открывается беспредельность. … Беспредельность, дарованная мне домом моего детства или моей комнатой в Орконте, беспредельность, постигнутая Пастером благодаря тому, чтó он увидел под микроскопом, беспредельность, открываемая поэмой, – всё это хрупкие и неоценимые блага, которыми награждает только духовная культура…»

Как сохранить это хрупкое чувство беспредельности в себе? Только через безусловное уважение к личности каждого. Видеть друг в друге не человека, а именно личность с ее неповторимостью и уникальностью – вот к чему зовет Сент-Экзюпери, вот в чем он упрекает гуманизм минувших веков, который видел в каждом из нас Человека, но не личность, и, воспевая Человека, забывал об удивительной уникальности и неповторимости каждого из нас.

«…Чтобы обратить Человека в свою веру, нужно не отсечь его, а объяснить ему его роль, указать цель для его устремлений и предоставить ему сферу приложения сил. Обратить в свою веру всегда значит освободить. Собор может приобщать к себе камни, и они обретают в нем смысл. Но груда камней ничего к себе не приобщает, и, не обладая такой способностью, она давит». Мне кажется, здесь Сент-Экзюпери дает точное определение тому, каким должно быть общество – и каким оно бывает. Как страшно: быть грудой камней, которая давит.

Экзюпери не считал себя церковно верующим человеком. Он считал, что вместе со своими современниками он что-то унаследовал от христианства, но уже сам христианином не являлся. Так он считал, но я беру на себя смелость утверждать, что писатель ошибался: он был христианином и верил во Христа, но только пытался (и это у него получилось) рассказать о своей вере, используя принципиально новый язык.

«Фермер молча режет хлеб. Дневные заботы придали ему суровую, благородную важность. И, словно совершая священный обряд, он делит этот хлеб, быть может, в последний раз». Идет Вторая мировая война, война, которая уничтожает человеческую личность, которая превращает людей в массу и, как танк своими гусеницами, проходит по личности каждого и каждой. Именно в это время пишет Экзюпери свою книгу.

Я думаю, что многие люди в нашей стране тоже, как и Экзюпери, были верующими, хотя сами об этом не знали. Но в своих поступках они проявили себя верующими. Особенно в годы войны.

Вы говорите сейчас о чрезвычайно важных и глубоких вещах. Мне всегда было страшно брать в руки книги этого писателя – пацифиста, который стал военным летчиком в годы Второй мировой войны. Потому что он понимал, что мир, Европу, и землю в целом, и наше будущее надо спасать. Он, оставивший нам «Маленького принца», стал военным летчиком. Парадокс… Подвиг… Подвиг самоотречения.

Мне никогда не приходило в голову, что он мог осуждать наш строй. Когда Экзюпери это писал, шла война, которую возглавляла наша страна и которая была освободительной для всего человечества. Если можно, подтвердите чем-нибудь еще Вашу мысль о том, что Экзюпери осуждал наше общество.

Нет, не наше общество, конечно, а тот строй, при котором мы жили. И, наверное, это очень важно: любя Россию, видеть и те недостатки, которые есть внутри нее. Мне представляется, что одним из таких ярких примеров людей, которые любили Россию и при этом бичевали в ней недостатки, был известный всем по программам Би-би-си Анатолий Максимович Гольдберг. Анатолий Максимович регулярно выступал со своими обзорами, в которых очень резко анализировал и безжалостно критиковал коммунистический строй. И вот как-то на Би-би-си в одной из программ была устроена дискуссия по поводу гастролей Художественного театра в Англии. Участники дискуссии начали с того, что единодушно осмеяли какой-то советский спектакль, который был привезен Художественным театром: то ли «Сталеваров», то ли что-то в этом роде. И после этого кто-то из участников решил так же быстро и так же ловко разделаться с Чеховым, показав, что и «Вишневый сад» – это тоже такая же чепуха. И Гольдберг ему ответил. И тогда все, кто слушал эту программу, поняли, что этот человек бесконечно любит Россию и русскую культуру, но это не мешает ему быть очень жестким критиком того режима, в условиях которого в то время жила страна.