Беседы о литературе: Восток - [50]

Хуан де ла Крус – удивительный подвижник, мистик, великий поэт. Об этом ни в коем случае нельзя забывать. Хотя те, кто не читают по-испански, знают его поэзию очень плохо, потому что она до такой степени сложна чисто формально, что почти непереводима. Однако именно этот мир поэзии Сан Хуана впитала в себя душа молодого Лорки, когда он жил в Гранаде, когда он рос, искал, размышлял, страдал…

В Гранаде некогда жил и фрай Луис де Гранада, монах-доминиканец. Он умер в 1588 году; таким образом, вся жизнь его приходится на XVI век. Этот человек, будучи сыном прачки и выйдя из самого простого слоя, стал одним из самых блестящих, одним из самых ярких представителей позднесредневековой культуры. Его перевели уже тогда, в XVI, а затем в XVII веке практически на все европейские языки. «Подвижник и ювелир, затворник и созерцатель, как все истинные гранадцы», – так написал о нем Лорка. Интересно, а на самом деле чрезвычайно важно, что фрай Луис де Гранада перевел на испанский язык с греческого «Лествицу» преподобного Иоанна, и, по свидетельству Франсиско, младшего брата поэта, в домашней библиотеке у Лорки была эта книга. Повторяю, «Лествица» на испанском языке в переводе, который сделал Луис де Гранада.

«Надо разбудить и разгадать сокровенное в тебе самом», – писал когда-то Лорка, и я просил вас, дорогие друзья, обратить особое внимание на эту фразу. Откуда это стремление понять, что спрятано в глубинах твоего «Я»? Откуда это стремление всё время подниматься, которое невозможно не увидеть в творчестве и жизни Лорки? Не из этой ли книги, которую он прочитал в ранней юности?

Гранада – это город не только Альгамбры с ее неповторимой архитектурой, не только маленьких двориков с удивительно звонкими фонтанами. Гранада – это еще и город интеллигенции, это город поэтов и профессоров, это город особых, изысканных провинциалов. «Гранадские чудаки, – пишет Франсиско Гарсиа Лорка, – ставшие достопримечательностями города, дружили с художниками, импрессионистами и постимпрессионистами, испанцами и иностранцами, которые стекались в Гранаду, привлеченные ее красотой, видами и особым освещением. Основным местом их собраний служила находившаяся в Альгамбре таверна Полинарио с оплетенным виноградными лозами двориком, фонтанчиком, остатками арабских сводов и колонн. Хозяин таверны немного рисовал и неплохо играл на гитаре, что было вполне в духе гранадских традиций, о которых я уже говорил. Над таверной находилась небольшая картинная галерея, в которой рядом с испанцами – Сантьяго Русиньолем и Дарио де Регойосом – висел великолепный Сарджент». Вот вам зарисовка, которая помогает понять, какой была уже вполне современная для Лорки Гранада, Гранада в двадцатые годы нашего столетия.

Но, повторяю, Гранада – это еще и город святого Хуана де ла Круса, того мистика и поэта, который каким-то удивительным образом совместил в своем духовном творчестве Восток и Запад, который на самом деле чрезвычайно близок старцам «Добротолюбия» и вообще восточным подвижникам. В конце концов, ведь не случайно фрай Луис де Гранада перевел Лествичника, а, напоминаю, было это в XVI веке. Хосе Ортега-и-Гассет пишет о святом Хуане примерно так. «Вступая на мистический путь, мы изгоняем из нашего внутреннего мира множество объектов, позволяющих вниманию свободно перемещаться с одного из них на другой. Так, согласно Сан Хуану де ла Крусу, предпосылкой для любого странствия в запредельное служит “покойная обитель”. Обуздание влечений и любопытства; “великое отречение от всего”, по словам святой Тересы, – “высвобождение души”». «Мистик – губка, впитывающая Бога, – отчасти чурается вещей; только Господь, растворенный во всём, их облагораживает. <…> Это изумительно выразил Сан Хуан де ла Крус» – бегство от многоцветности мира в глубины своего «Я», чтобы там встретить Бога.

Вот она, мистика святого Хуана, мистика, которая, повторяю, родилась где-то на самом западе Европы, на Пиренейском полуострове, в Испании, в Гранаде, но – в той точке мира, где причудливо соединились три культуры: еврейская, исламская и христианская (именно латинская, католическая). Вот в этом странном и удивительном мире, на скрещении трех путей рождается мистика святого Хуана – в городе, где читают и переводят Лествичника. Нет, мир совсем не так прост, как нам хотелось бы, и совсем не так объясним, как нам иногда кажется.

Антуан Сент-Экзюпери: «Военный летчик» 26 января 1998 года

Я начну наш сегодняшний разговор с цитаты: «В каком-нибудь тихом городке сквозь серую дымку дождливого дня я вижу калеку-затворницу, задумчиво сидящую у своего окошка. Что она есть? Что из нее сделали? О духовной культуре этого городка я буду судить по насыщенности ее внутренней жизни».

Цитата эта взята из книги Антуана Сент-Экзюпери, из книги, которую не знаю, как назвать по жанру: это не повесть, не роман и не записки. Это, скорее, какие-то размышления вслух, записанные на бумаге. Называется она «Военный летчик». Написана была эта книга во время Второй мировой войны, уже незадолго до смерти Сент-Экзюпери.

Итак, «я вижу калеку», женщину, которая не выходит из своего дома, задумчиво сидит у окошка и смотрит на улицу. «Что она есть? – спрашивает Экзюпери. – Что из нее сделали? О духовной культуре этого городка я буду судить по насыщенности ее внутренней жизни». В сущности, мы все с вами живем в этом городке. О насыщенности внутренней жизни человека, оторванного от реальности в силу болезни, инвалидности, из-за физической слабости и беспомощности, Экзюпери заговорил в годы Второй мировой войны – в годы фашизма, ГУЛАГа и Освенцима.