Беседы о литературе: Восток - [42]

Сегодняшнюю цивилизацию, человечество сегодняшнего дня может выручить только осознанное стремление принять другого и не отвергать его заранее. Это не значит, что человек должен соглашаться со всем. Это не значит, что человек должен, перестраивая себя, всё время играть по чужим правилам. Но жизнь не игра, и поэтому правила здесь ни при чем. Это значит, что человек должен начать воспринимать мир не на уровне идей, а на уровне людей: живых, конкретных и неповторимых. И вот когда мы начнем воспринимать мир на уровне людей, тогда всё изменится, тогда окажется, что масса эта, несмотря на всю свою огромность и агрессивность, не только бессильна, но что ее просто нет.

Возьмем, например, такой яркий момент, как смерть Матери Терезы. В тот момент одни увидели в этой маленькой старушке из Калькутты живого человека – с ее огромной любовью ко всем и каждому, с ее потрясающей деятельностью, с ее удивительной, чистой и не укладывающейся ни в какие рамки верой – и просто приняли ее от Бога как подарок человечеству. Другие увидели в Матери Терезе католическую монахиню, еретичку, врага и начали звонить, в том числе и к нам на канал, призывая меня как православного священника замолчать и не сметь говорить о католичке. Вот эти вторые продемонстрировали свою принадлежность массе. Они продемонстрировали свое неумение увидеть в живом человеке личность, уникальность и неповторимость. Они показали, что воспринимают человека только по его анкетным данным. Другие, и среди них были очень разные люди: православные, католики, протестанты, мусульмане, верующие и неверующие – кого только не было среди тех, других, – увидели в Матери Терезе живого человека, личность с ее личной историей, с ее личным подвигом. И вот эти люди показали, что власть массы не страшна, потому что масса исчезает, когда мы перестаем хотеть к ней принадлежать.

То, о чем говорили Вы и Ортега-и-Гассет, свойственно именно демократии. Давайте вспомним судьбу Аристида Афинского. И кроме этого: как Вы относитесь к сословной спеси, проявляемой плебеями, так характерной для нашего времени?

Я не думаю, что сословная спесь поражает кого-то сегодня. По-моему, о сословиях и о принадлежности к тем или иным сословиям люди, в общем, уже сегодня не думают. Что же касается постсоветской России, то в ней немножко поиграли в дворянские титулы, но теперь всё вновь стало на свои места.

Вы напомнили случай с Аристидом и действительный пример того, как масса отвергает человека только потому, что о нем все говорят. Почему этот крестьянин попросил написать на остраконе имя Аристида, чтобы бросить черепок с именем в урну [для голосования], заявив о том, что он хочет изгнать Аристида из Аттики? Только по одной причине: этот крестьянин был абсолютно безграмотным. Он об Аристиде ничего не знал, его Аристид не интересовал. Его только раздражало, что все вокруг говорят об Аристиде. Значит, виновна в изгнании Аристида из Афин не демократия, а воинственная безграмотность человека, который не только не знает чего-то, но и не хочет знать. И у нас сегодня этой безграмотности очень много, и среди людей верующих, и среди людей неверующих масса таких, которые не знают чего-то и даже знать не хотят, заявляя об этом прямо, открыто и откровенно. Так что я с Вами все-таки не согласен. Не демократия, а безграмотность, нежелание знать изгнали Аристида из Аттики.

Вы уверены, что наша либеральная интеллигенция не превращается в толпу, хотя и не собранную на одной площади, но отвергающую другое мнение?

Что касается нашей либеральной интеллигенции… Я всегда вспоминаю митинги конца 1980-х – начала 1990-х годов. Митинги, в которых участвовали миллионы людей, которые шли по Садовой, потом по Тверской, скандируя прославившееся на весь мир «Долой КПСС!» Никто во время этих митингов никого не толкнул. Если кто-то случайно наступал на ногу соседу, человек тут же извинялся. Никто не спорил, не скандалил, не ругался. Все люди очень бережно относились друг к другу, хотя их было невероятно много. То же самое происходило в Чехии, тогда еще Чехословакии, во время так называемой «бархатной революции», когда на улицы вышла вся Прага и все большие города Чехии и Словакии. И не было сломано ни одной веточки ни на одном дереве. На улицу вышли миллионы людей, но это не была толпа.

Так же, как в августовские дни путча 1991 года вокруг Белого дома стояли тысячи людей, – но это были индивидуумы, объединенные желанием быть свободными, а не толпа. Никто не ругался, никто не бранился, люди не скандалили и друг друга не толкали. Все относились друг к другу удивительно бережно и деликатно.

А сегодня очень часто – у Музея Ленина, например, или в других местах, где собираются коммунисты, национал-изоляционисты и другие так называемые «патриоты», хотя и пришло туда триста или пятьсот человек, не больше, – но это толпа: злобная, ненавидящая, орущая, всё отталкивающая и отвергающая, готовая растерзать кого угодно. Вот это – толпа, хотя она гораздо меньше, чем то собрание людей, которое выходило на улицы в конце 1980-х годов. Поэтому я думаю как раз, что наша либеральная, как Вы выразились, интеллигенция уже научилась быть не массой, она уже поняла, что такое свобода, и не отдаст ее никому, ни за что и никогда. Вы помните, наверно, как в октябре 1993 года Егор Тимурович Гайдар обратился к москвичам с призывом выйти на улицы, чтобы защитить демократию? И мы вышли на улицы без оружия. У нас ни у кого не было ни пистолетов, ни палок, ни какой-нибудь там арматуры. Нет. С нами была только наша вера, наша любовь и наше уважение друг к другу. Кто победил? Победили все-таки мы, а не те, кто хотели задушить в этот момент демократию и возвратить Россию на пути нового тоталитаризма.