Беседы о литературе: Восток - [154]

«Медленно плывем к Яффе, на которую уже надо смотреть, подняв голову, плывем по густо-синей воде, мимо огромных камней-рифов…»

Вот уже Яффа, порт. «Поднимаемся по узким улочкам. Все дома с плоскими крышами. Идем мимо темных открытых лавок, где грудами лежат огромные яффские без зернышек апельсины, лимоны, висят несметные связки чесноку цвета слоновой кости и тут же навалены шевелящиеся омары, лангусты, рыбы. <…>

Ян (так называла своего мужа Вера Николаевна. – Г.Ч.) говорит о Христе, о том, что он “чует Его живым, каким Он ходил по этой знойной земле”. <…>

С радостью толкаемся по базару, любуемся грацией девушек с глиняными кувшинами на плече, пугаемся верблюдов, к которым здесь, видимо, относятся, как у нас к лошадям, мальчики в лохмотьях пристают с бакшишем. Оглушают продавцы воды, которые кричат: газез, газез. <…>

Мы едем (из Яффы в Иерусалим. – Г.Ч.) по Саронской долине, довольно пустынной, сплошь усеянной маком, кое-где видны пашни – работа сионистов. Вот и Лидда и Рамлэ – крохотные арабские городки с ярко-белыми домиками. Много финиковых пальм, кипарисов, но почва здесь каменистая и хлеба жидки. Отсюда начинается подъем до Иерусалима, и местность становится иной. Появились сизо-серые камни, столь характерные для Иудеи, ущелья, котловины. Становится жарче. Поезд ползет по извилистому пути.

Минуем ту долину, где Давид сразил Голиафа, где Иисус Навин воскликнул: “Стой, солнце!” Трудно передать чувство, которое я испытывала именно тут, – это как бы овеществление Библии, которое меня не покидало потом во всё время нашего пребывания во Святой Земле.

Под вечер мы, наконец, были на вершине этого подъема и увидали крыши, за ними зубчатую стену, скрывающую за собой древний Город».

По-новому прочитывается Библия Буниными в тот момент, когда они оказываются в Святой земле.

«Вечером мы выходим побродить, без всякой определенной цели. Доходим до западной стены, идем вдоль нее. Ян говорит о Христе.

Дома он вынимает Евангелие и дает Его мне, советуя читать особенно серьезно. <…>

Пройдя сквозь темные ворота, мы останавливаемся на крохотной площади и смотрим на Цитадель Давида, окруженную рвами и бойницами. Потом спускаемся по странной узкой улице со сводами, а местами с холщовыми навесами, делающими ее сумрачной. Сразу охватывает трепет: одно название чего стоит – улица царя Давида! <…>

Потом мы снова сворачиваем и по извилистой улочке доходим до каменной ограды. Входим в вымощенный каменными плитами двор, идем медленно, с какой-то осторожностью и впиваемся глазами в тяжелый фасад Храма. <…>

С бьющимся сердцем переступаю порог Храма. Глаза ослепляет яркий свет восковых свечей всевозможных размеров. Всё время испытываю странное чувство: неужели я и впрямь подле Гроба Господня? <…>

Несмотря на ранний час, ротонда полна народом, и поистине здесь все языцы. Трудно даже всех запомнить: тут и католические священники, и францисканцы, и протестантские пасторы в длинных широких сюртуках, и греческие монахи, и наши духовные лица, и монахини в огромных накрахмаленных белых шляпах, и даже какой-то эфиопский архиерей, очень высокий и худой человек со смуглым лицом, в черном клобуке, с ниспадающей на плечи легкой вуалью, окруженный такими же стройными и смуглыми монахами, медленно идущими с какой-то изящной величавостью. Я уже не говорю о паломниках всех наций, среди которых бросаются в глаза наши мужики и бабы. Да, это единственное место на земле, куда стремятся христиане всех народов, ибо главное, что влечет их всех, одно, и это одно от Бога, а распри, несогласия, раздоры – от людей».

Да, в Иерусалим всех влечет одно – Сам Иисус, Его присутствие.

«В три часа берем коляску, которая здесь почему-то называется “фаэтоном”, и едем на Елеонскую гору, на вершине которой возвышается православный храм. <…>

Ян указывает мне Иосафатову долину и говорит: “Это место Страшного Суда. И евреи и мусульмане считают великим счастьем быть похороненными здесь”. И он привел слова пророка Иоиля о Долине Иосафата.

Меня всё более удивляет его знание Библии, Корана и его замечательная память.

Дорога поднимается в гору; проезжаем мимо Гроба Богоматери, мимо Гефсиманского сада, – осмотреть его решаем на обратном пути, – потом поднимаемся по склону Елеонской горы. Кругом всё те же сизо-серые глыбы с гнездами ярко-красных маков».

Эти серо-сизые глыбы и эти гнезда красных маков встречаются в поэзии Бунина. Есть у Ивана Алексеевича стихотворение «Иерусалим», где он вспоминает как раз о них, говорит о том, что Бог оставил Израилю только эти камни и эти маки…

«Ян указывает в небо: “Видишь ястреба, как они подходят к этой суровой и беспощадной стране!”

Елеонская гора, как я уже упоминала, увенчана православным храмом, очень русским, и он совсем не вяжется с угрюмой пустынностью Иудеи; к тому же, словно нарочно, купола его выкрашены в густой синий цвет. <…>

На восточном склоне холма зажелтели густо столпившиеся дома: Вифлеем!

Это небольшой городок, окруженный возделанными полями, с возвышающимся над ним храмом Рождества Христова, перед которым мы остановились. Церковь двухэтажная, тоже какая-то радостная. На полу в нижнем храме – звезда, место, где находились ясли.