Беседы о литературе: Восток - [147]

Итак, Соловьёв очень остро и с огромной болью очертил проблему взаимоотношений между народами, которые должны быть христианскими. «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», – цитировал Соловьёв евангельскую фразу и подчеркивал, что это относится не только к индивидам, но и к целым народам.

Владимир Соловьёв был связан многолетними дружескими отношениями с семьею Аксаковых. Я имею в виду Ивана Сергеевича Аксакова, младшего сына Сергея Тимофеевича, автора «Детских годов Багрова-внука». Иван Сергеевич был известным публицистом-славянофилом. Он почти каждый день писал газетные статьи, полемизировал в печати со своими оппонентами и развивал славянофильскую теорию. А жена его, Анна Федоровна, была дочерью Федора Ивановича Тютчева. Кстати говоря, именно в силу этой семейной связи с Тютчевым Иван Сергеевич Аксаков был первым редактором первого собрания стихотворений Тютчева.

Соловьёв оставил записки о своей дружбе с семьею Аксаковых. В частности, в этих записках есть блестящая характеристика религиозности Ивана Сергеевича и его жены Анны Федоровны. Он говорит, что оба они очень любили, восторженно и искренне любили православие. Но только для Ивана Сергеевича православие было прежде всего верой отцов и родовой святыней, которая с детства осеняет русского человека. «Он, – пишет Соловьёв, – преклонялся в православии перед самым чистым и полным, по его убеждению, выражением нравственного принципа, жизненной нормы. Анна же Федоровна брала православие с его мистической и эстетической стороны, которые сливались в богослужении. Верой, переданной от отцов, или святыней детства православие для нее, собственно, не было: родилась она в Германии, отец ее, особенно в молодости, не был практически религиозен, мать была протестантка, а сама она воспитывалась в католическом пансионе. Православие было для нее религией приобретенной, как отвечающее мистическим потребностям ее природы. Сверхъестественный мир был для нее реальностью, она наполовину жила в мире вещих снов, пророческих видений и откровений. И в моих воспоминаниях Анна Федоровна неизбежно вызывает память о фактах мистических. Пока сообщу только два, имеющие особое значение…» На этом месте Соловьёв обрывает свою заметку. Редактор отмечает, что заметка эта была автором забыта среди рукописей и в печать не попала. Он ее нашел случайно, незадолго до смерти, и так и не закончил.

Однако главное в этой характеристике уже сказано. Для Ивана Аксакова православие – это вера отцов и родовая святыня. Для Анны же Федоровны главное в православии – это встреча с Богом, которая осуществляется через молитву, через богослужение. Главное в православии для нее – это его жизненность, его мистичность. Аксаков подходит к православию как политик, как теоретик основ русской народной жизни. Ему – славянофилу, публицисту и политическому мыслителю, православие нужно как вера отцов, как наиболее чистое и полное выражение «нравственного принципа, жизненной нормы». Совсем по-другому подходит к православию его жена Анна Федоровна. Для нее в православии важен Бог и встреча с Богом. Для нее православие – это не теория, не система взглядов, не идеология. Для нее православие – это внутренняя правда сердца.

Именно путем Анны Федоровны шел сам Владимир Соловьёв, младший друг Ивана Сергеевича Аксакова, бесконечно уважавший его, несмотря на разницу во взглядах, постоянно цитировавший его в своих сочинениях и действительно друживший не только с Анной Федоровной, с которой они понимали друг друга с полуслова, но и с Иваном Сергеевичем тоже.

Итак, внутренняя правда сердца. Об этом Соловьёв говорит очень много, хотя главное, наверное, все-таки другое. Главное то, что вслед за Соловьёвым приходят люди, которые очень глубоко раскрывают нам в своих сочинениях, что это такое – внутренняя правда сердца. Я имею в виду и Бердяева, и отца Сергия Булгакова, и Семена Людвиговича Франка, и других мыслителей рубежа XIX и XX веков, и, конечно же, отца Павла Флоренского. Все они – заочные ученики Соловьёва, потому что, в большинстве своем, они его никогда не видели. Вспомните, что Александр Блок, который тоже – как поэт, правда, – считал себя учеником Соловьёва, видел его только однажды.

«Трудна работа Господня». С этими словами на устах умер Владимир Соловьёв. «Он умер со словами благодатной усталости верного работника в вертограде Отца», как пишет Вячеслав Иванов. И было от чего чувствовать эту благодатную усталость, потому что именно Соловьёв привел к Богу, привел в Церковь, привел к православию русскую интеллигенцию, которая в XIX веке была все-таки очень светской и очень далекой от любых форм религиозности, быть может, за исключением отвлеченного мистицизма лютеранского происхождения.

Не должны ли евреи и латыши чувствовать некоторое неудобство за то, что их соотечественники расстреляли царскую фамилию?

То, что Вы сейчас говорите, это, наверное, еще один шаг, оскорбляющий память покойного царя и его семьи. Потому что, увы, мы с вами должны признать, что погубили царя и его семью все-таки не заморские враги, а русские люди. В России было много миллионов русских, и в 1917 году им было всё равно, что будет с царем. Наше равнодушие, равнодушие русских людей погубило царскую семью, а не какие-то выходцы из других стран, которые стреляли в царя.