Беседы о литературе: Восток - [145]

Как Вам сказать? Я считаю, что мы правильно делали, что поддерживали Ельцина на этих президентских выборах. Но теперь мы должны требовать от нашего законно избранного президента, чтобы он остался законным, остался легитимным, чтобы он именно как избранный народом президент остановил чеченскую бойню. Он может это сделать, я знаю все-таки этого человека. Это достаточно открытый, смелый и мужественный человек. Может быть, сейчас это единственный человек, который может остановить чеченскую бойню. Но только очень важно донести до него информацию о том, как важно, чтобы он это сделал, чтобы он вошел в историю именно как действительно большой политик и мужественный человек. Я не отказываюсь от своего голоса, отданного за Бориса Николаевича, но я говорю сейчас о том, что ему надо помочь. Сегодня необходимо помочь президенту освободиться прежде всего от диктатуры людей в погонах, от военщины, которая требует от него продолжения войны. Не должна военщина править государством. Государством должны править мирные люди, а военные должны выполнять приказы президента, а не отменять своими приказами указы главы государства, как это сделал Тихомиров.

Опять Россия виновата… А как ведут себя в Москве кавказцы? Разве они ведут себя, как в гостях? А их старейшины ничего не делают, чтобы призвать их к порядку. Из-за их поведения и меняется к ним отношение.

Ну, Вы знаете, тут как в пропорции, как в математике: как ведут себя некоторые выходцы из других стран в Москве, так и выходцы из России ведут себя в других странах. Вы бы посмотрели, как себя русские ведут во Франции или в Соединенных Штатах Америки – русские, которые в течение последних трех-четырех лет там оказались и торговлей, мелким бизнесом занимаются.

Вы подняли важный вопрос, но он ведь имеет и другой аспект: добрая или недобрая воля политиков. Ведь есть вещи, которые нельзя объяснить только добрыми или недобрыми намерениями политиков.

Безусловно, есть. Но я думаю, что мы должны согласиться с теми из наших радиослушателей, которые говорили о том, что надо кончать с имперским сознанием, что России надо не думать о том, чтобы сохранять вот эти все территории, как говорил Зюганов – вернуть Прибалтику, возвратить все теперешние независимые государства в Советский Союз, объединить их под властью Коммунистической партии. Нам не нужно восстанавливать империю. Нам нужно обустраивать Россию. Давайте, в конце концов, прислушаемся к Солженицыну. Он все-таки не так уж неопытен в том, о чем говорит. Россию обустраивать, а не сохранять империю – вот что нам нужно сегодня, и я думаю, что если мы в конце концов поймем это, тогда и жизнь наша начнет исправляться, и Господь поможет нам всем.

Владимир Соловьёв 26 марта 1998 года

«Трудна работа Господня». Как пишет Сергей Николаевич Трубецкой, это были последние слова Владимира Соловьёва, который умирал в подмосковном Узком летом 1900 года. «Трудна работа Господня»… Пройдет, наверное, лет двадцать со дня смерти Владимира Сергеевича – и Вячеслав Иванов напишет про эти слова: «Это вздох усталости, но какой завидной усталости, благодатной усталости верного работника в вертограде Отца. Счастливый! Он получил от Хозяина свою дневную плату».

Действительно, прав, наверное, Вячеслав Иванов. Но все-таки, что заставляет нас говорить об усталости Владимира Соловьёва как об усталости завидной? Помню, когда я учился в университете, один студент написал записку преподавателю по истории философии: «Не считаете ли Вы, что до Владимира Соловьёва в России вообще не было философии?» Надо сказать, что преподаватель эту записку прочитал, затем стал на нее отвечать. Он утверждал, что, конечно же, философия была, и пытался, опровергая автора записки (хотя, собственно говоря, автор ничего не утверждал, а только спрашивал), доказать нам, что Белинский, Добролюбов и Чернышевский были великими философами. Но, конечно же, это у него не получилось.

Действительно, до Владимира Соловьёва на Руси не было философии. Но зато после Соловьёва появляются и Сергей Трубецкой, и его брат Евгений, и Бердяев, и отец Сергий Булгаков, и отец Павел Флоренский, и Георгий Петрович Федотов, и Николай Онуф-риевич Лосский, и многие, многие другие. Можно упомянуть Семена Людвиговича Франка, можно вспомнить Густава Густавовича Шпета. Если я просто буду перечислять имена русских философов конца XIX – начала XX века, то у нас на это уйдет всё эфирное время. Действительно, после Соловьёва появляется совершенно особенное явление, которое мы теперь называем «русская религиозная философия», «русская христианская философия». Соловьёв был первым, он проложил дорогу для других, он стал первопроходцем.

Соловьёв стал первопроходцем и во многих других отношениях. Его творчество мы не сможем оценить полностью, если не полистаем словарь Брокгауза и Эфрона, огромный многотомный энциклопедический словарь, одним из редакторов которого был Соловьёв. Не только редактором, но и автором очень многих статей. В частности, Соловьёву принадлежат две статьи: «Национализм» и «Патриотизм».

Что такое национализм? «Он, – говорит Соловьёв, – связан с превращением живого народного самосознания в отвлеченный принцип, утверждающий “национальное” – как безусловную противоположность “универсального”, и “свое родное” – как безусловную противоположность “чужеземного”». Такой национализм опасен именно тем, что он превращает живое чувство в отвлеченный принцип, не только отвлеченный, но и агрессивный принцип. Если бы у нас было больше времени, я бы просто прочитал эту статью о национализме из словаря Брокгауза и Эфрона, которую написал Владимир Соловьёв, потому что, действительно, она очень серьезна и ставит по-настоящему важные проблемы. Соловьёв подчеркивает, что термин этот, появившийся в английской политической науке и в практике английской политики, сначала обозначал стремление ирландцев к автономии, и только. Затем он приобретает свое новое значение. С национализмом связано «превращение живого народного самосознания в отвлеченный принцип». Вот этой отвлеченности, которая привходит в нашу жизнь, Владимир Соловьёв боялся больше всего.