Беседы о литературе: Восток - [141]

Лев Толстой: «Хаджи-Мурат» 23 июля 1996 года

«Vim vi rерellere licet», говорили в древности римляне – «силу позволено отражать силой». Как бы в ответ на эти слова апостол Павел в 12-й главе Послания к Римлянам говорит: «Никому не воздавайте злом за зло… Не будь побежден злом, но побеждай зло добром»[134]. «Не противься злому», – говорит Господь в Нагорной проповеди[135]. Греческий глагол, который здесь употреблен, означает «отвечать тем же», аналогичным образом давать ответ. Таким образом, речь идет не о нашем приятии зла – нет, совсем наоборот! Речь идет только о том, что нельзя отвечать на зло тем же. Итак, вот как надо эти слова в Нагорной проповеди понимать: не отвечай на зло тем же, но борись со злом, восставай против него, только побеждай зло добром, как апостол Павел говорит в Послании к Римлянам. Вот в чем суть христианского, евангельского отношения к злу. Зло необходимо должно быть побеждено, побеждено нами с Божией помощью, но побеждено добром – не насилием, не злом, не силой.

Но когда убивают женщин и детей, когда разрушают дома мирных жителей, лишая их крова, тогда всё в голове и в сердце мешается, и уже не знаешь, как понимать эти слова, тем более когда делают это не фашисты, а «наши». Что тогда? Мне говорят: «Сделайте, отец Георгий, передачу о чем-нибудь хорошем, светлом, радостном. У людей так мало радости». Но, родные мои, религия – это не «опиум для народа». Религия не анальгин, православие не реланиум. Как можно рассуждать о золоте куполов и о блаженной жизни преподобных, когда в моей стране ежедневно убивают? Не знаю.

Я открываю последний том собрания сочинений Льва Николаевича Толстого, последнее его художественное произведение – «Хаджи-Мурат».

В холодный ноябрьский вечер 1851 года «Хаджи-Мурат въезжал в курившийся душистым кизячным дымом чеченский немирной аул Махкет». Через несколько дней происходит страшная беда: русские войска входят в этот самый аул.

«Аул, разоренный набегом, был тот самый, в котором Хаджи-Мурат провел ночь перед выходом своим к русским. Садо, у которого останавливался Хаджи-Мурат, уходил с семьей в горы, когда русские подходили к аулу. Вернувшись в свой аул, Садо нашел свою саклю разрушенной: крыша была провалена, и дверь и столбы галерейки сожжены, и внутренность огажена. Сын же его, тот красивый, с блестящими глазами мальчик, который восторженно смотрел на Хаджи-Мурата, был привезен мертвым к мечети на покрытой буркой лошади. Он был проткнут штыком в спину. Благообразная женщина, служившая, во время его посещения, Хаджи-Мурату, теперь, в разорванной на груди рубахе, открывавшей ее старые, обвисшие груди, с распущенными волосами, стояла над сыном и царапала себе в кровь лицо и не переставая выла. Садо с киркой и лопатой ушел с родными копать могилу сыну. Старик дед сидел у стены разваленной сакли и, строгая палочку, тупо смотрел перед собой. Он только что вернулся с своего пчельника. Бывшие там два стожка сена были сожжены; были поломаны и обожжены посаженные стариком и выхоженные абрикосовые и вишневые деревья и, главное, сожжены все ульи с пчелами. Вой женщин слышался во всех домах и на площади, куда были привезены еще два тела. Малые дети ревели вместе с матерями. Ревела и голодная скотина, которой нечего было дать. Взрослые дети не играли, а испуганными глазами смотрели на старших. Фонтан был загажен, очевидно нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загажена и мечеть, и мулла с муталимами очищал ее».

Я откладываю Толстого и беру в руки последний номер газеты «Московские новости». Прошло сто сорок пять лет с тех событий, которые описаны в «Хаджи-Мурате». Всё тот же самый аул, Махкеты. День 9 июля стал последним для двадцати пяти жителей Махкетов.

«Во второй половине дня со стороны Грозного появилось звено штурмовиков СУ-25, примерно в половине пятого вечера самолеты сделали предупредительный заход, а потом ударили по-настоящему. В общей сложности они сбросили не меньше десятка бомб или ракет. Это было слишком много для беззащитного села. В результате “точечного” бомбометания полностью погибли три семьи: Халадовы, Эльхаджиевы, Ярихановы. А семья Арсымирзаевых осталась без четырех дочерей и матери. Повторяю, без четырех дочерей и матери. Свидетельствую: на то, что осталось от дома старейшины Абу-Язида, невозможно смотреть без содрогания – будто в братскую могилу глядишь. Салам Арсымирзаев за одну минуту потерял жену и четырех дочерей: Айну, Таиту, Мадину и Индиру, – постарел на десять лет, его волосы и бороду осыпала густая седина. Через шесть дней после бомбежки войска все-таки решились на зачистку Махкетов. За время зачистки было взорвано четыре дома. Мавсур Ахмадов и его сын Муса рассказали корреспонденту “Московских новостей”, что в 11 утра к ним зашли с проверкой солдаты. В доме были только старик Мавсур и три его дочери. Проверив документы, солдаты выставили хозяев на улицу и не разрешили взять даже носильные вещи. Заложили в подвал взрывчатку, взорвали. Мавсур Ахмадов построил дом в 1978 году после многолетней работы чабаном в Казахстане. Чем он не понравился федералам, неизвестно».