Берлинский боксерский клуб - [33]

Шрифт
Интервал

Выходит, кроме меня на свете много других боксеров-евреев – причем не просто боксеров, а мировых чемпионов. В одной Америке их целая куча. Судя по фотографии на обложке, оба, Боб Олин и Макси Розенблюм, были крепко сложенными, мускулистыми, черноволосыми и носатыми. Они ничуть не походили ни на сопливых нытиков с карикатур в нацистских газетах, ни на известных мне религиозных евреев вроде герра Грюнберга. Мне захотелось непременно стать таким, как Олин и Розенблюм, во всем подражать этим двум людям, о чьем существовании я совсем недавно даже не догадывался.

При виде Неблиха я поспешно захлопнул журнал, чтобы он не заметил, про что я читаю. Я по-прежнему не хотел, чтобы кто-нибудь, даже Неблих, знал, что я еврей.

– Здо-здо-здорово, Карл, – сказал он.

– Привет, Неблих, – отозвался я как можно более небрежным тоном. – Можно я возьму несколько номеров «Ринга»? Хочу в английском попрактиковаться.

– Ра-ра-разумеется, – ответил он. – Только потом верни.

Я утащил с собой целую кипу журналов и вечером в кровати внимательно проштудировал их в поисках историй про боксеров-евреев. В американском боксе, как оказалось, тон задавали представители четырех меньшинств – итальянцы, ирландцы, чернокожие и евреи. Поэтому иллюстрированных статей про еврейских спортсменов мне попалось довольно много.

Больше всего мне понравился большой материал про Барни Росса, сына ортодоксального раввина. В детстве он мечтал пойти по отцовским стопам и стать толкователем Талмуда. Но все в жизни Росса перевернулось с ног на голову, когда его отца застрелили грабители. Росса с братом отправили жить к родственникам, а младших братьев и сестру отдали в сиротский приют. Предоставленный самому себе, он связался с бандитами и превратился в закаленного уличного бойца, а позже выучился боксировать и поклялся, что, добившись успеха на ринге, соберет вместе разделенную несчастьем семью.

Барни Росс одним из немногих в истории бокса побывал чемпионом в трех весовых категориях: легкой, первой полусредней и полусредней. История о том, как робкий сын раввина превратился в могучего чемпиона, поразила меня до глубины души. Ее иллюстрировала большая, на целую страницу фотография, запечатлевшая Барни Росса в боевой стойке со сжатыми кулаками; наклонив голову чуть вперед, он сиял в объектив черной, гладко зачесанной шевелюрой. Я аккуратно вырвал фотографию из журнала и повесил ее на стену, чтобы смотреть на нее и вдохновляться. Неблих, решил я, все равно ничего не заметит.

Потом я нарисовал портрет своего нового героя. Лицо у него было угловатое, с крупными, красивыми чертами, глаза смотрели жестко и решительно – я впервые попытался передать в рисунке такое выражение глаз. Чем дольше я всматривался в его лицо, тем яснее видел в нем гордость, решительность и страсть. Он был совсем не похож на добродушного, улыбчивого Макса. Бокс был для него чем-то гораздо бо́льшим, чем просто спорт; он дрался за свою жизнь и ради своей семьи. Закончив портрет, я сразу принялся набрасывать начало комикса про Барни Росса. В отличие от Джо Палуки или придуманного мной Дэнни Дукса, Барни Росс существовал на самом деле и, казалось, самим своим существованием защищал всех евреев на свете. Если у Барни Росса это получилось, значит, могло получиться и у меня.

Статья про Барни Росса была опубликована в журнале в преддверии боя, назначенного на май 1935 года, в котором он должен был сойтись с одним из главных своих соперников Джимми Макларнином. Я сообразил, что бой уже состоялся, но о его результате в одолженных у Неблиха журналах ничего не было. А я просто обязан был узнать, кто победил. На следующий день в раздевалке клуба я пролистал все последние выпуски спортивных журналов и газет, но про бой между Россом и Макларнином снова ничего не нашел. А что, если Барни Росс проиграл? Вдруг его поражение станет дурным предзнаменованием для всех евреев?





Расспрашивать товарищей по клубу было нельзя – я боялся, как бы интерес к Россу не выдал мое еврейское происхождение. Но, к счастью, члены клуба сами любили поболтать о боксе. В тот день Воржик, Вилли и Йохан обсуждали восходящую звезду по имени Джо Луис.

– Я тебе говорю, он отберет пояс у Джимми Брэддока. Максу за ним не поспеть, – заявил Воржик.

– Чтобы негр стал чемпионом? – сказал Вилли. – Да никогда в жизни.

– Как это никогда? – возразил Йохан. – А Джек Джонсон? Помнишь такого?

– Ему случайно повезло, – сказал Вилли. – А так у негров мозгов маловато, чтобы чемпионами быть.

– Я тебе говорю, у этого Луиса и мозгов, и силы достаточно, чтобы кого угодно побить. Хотя по мне, лучше бы не он, а Макс с Брэддоком подрался.

– Я видел в кино, каков Луис в деле, – сказал Вилли. – Прет напролом, никакой тебе стратегии. Негры – они от животных не далеко ушли. Если выпустить негра против думающего боксера вроде Макса, у него вообще никаких шансов не будет.

– А как же Генри Джонсон? – спросил Воржик. – Он негр, и при этом очень техничный. Все говорят, он запросто может отобрать титул у Барни Росса.

Услышав имя своего героя, я насторожился.

– Росс – слабак, – сказал Вилли.

– И это после того, что он сделал с Макларнином? – удивился Йохан.


Рекомендуем почитать
Жизнеописание строптивого бухарца

Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».


Внутренний Голос

Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.


Повесть Волшебного Дуба

Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")


Дистанция спасения

Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.


Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.