Берлинский боксерский клуб - [35]

Сколько я ни вглядывался в толпу в поисках дяди Якоба с обещанной им «группой поддержки», я так его и не нашел. Зато увидел Неблиха – взмахом руки он подозвал меня к столу регистрации.

– Как са-са-самочувствие?

– По-моему, меня сейчас вырвет.

– От-от-отлично. Так ты и должен сейчас се-се-себя чувствовать.

Неблих повернулся к столу, за которым парень постарше меня регистрировал участников турнира.

– Слушаю вас? – сказал парень.

– Это Ка-Ка-Карл Штерн, – Неблих кивнул в мою сторону. – Бе-бе-берлинский боксерский клуб.

– Кака Карл? – с издевкой переспросил парень. – Такого в списке нет.

– Меня зовут Карл Штерн, – сказал я.

– Это другое дело. Вот. В половине одиннадцатого дерешься против Вильгельма Штрассера. – Громко скрипнув пером, он поставил галочку напротив моего имени.

В ожидании моей очереди мы с Неблихом поднялись на трибуны понаблюдать за боями. Небо было сплошь в низких свинцовых облаках. Я втайне молился о том, чтобы пошел ливень и из-за него мой бой перенесли на попозже, но дождя все не было. В надежде вычислить в толпе того самого Вильгельма Штрассера я внимательно всматривался в лица и в каждом следующем видел больше решительности и угрозы, чем в предыдущем. Одновременно я высматривал дядю Якоба. Я говорил ему, что турнир начинается в девять тридцать, но и в десять двадцать пять, когда меня вызвали на ринг, он все еще не появился.

Тот же парень, который регистрировал участников, поджидал нас у ринга с планшетом в руках. Рядом с ним стоял здоровенный кудрявый блондин с толстым приплюснутым носом – это, судя по всему, и был Вильгельм Штрассер. Его сопровождали тренер и другой боксер из его клуба; трусы обоих боксеров украшала эмблема гитлерюгенда. Штрассер смерил меня с ног до головы самодовольным взглядом. Я буквально физически почувствовал, как он ощупывает глазами мои тощие конечности, неприлично старые перчатки и майку с трусами, на которых нет ни надписей, ни эмблем. И, что хуже всего, встретив мой взгляд, он увидел в нем страх. От этого у меня засосало под ложечкой, я отвернулся к рингу и сделал вид, будто с интересом наблюдаю за подходившим к концу боем.

Вдруг откуда ни возьмись рядом со мной вырос Воржик. Под мышкой он держал пару новеньких боксерских перчаток из безупречно коричневой кожи.

– Держи, – сказал он и сунул перчатки мне. – Не могу допустить, чтобы ты выступал за мой клуб в своих драных рукавицах.

– Это мне?

– Считай их платой за спарринги с членами клуба. А ты, Неблих, помоги ему с перчатками.

Штрассер с приятелями давились от смеха, глядя, как Неблих помогает мне переодеть перчатки.

– Смотрите, нашему карапузу пеленки меняют, – сострил Штрассер.

Его приятели засмеялись.

– Задницу тебе тоже этот слабоумный подтирает? – подхватил один из них.

– Запомни, – сказал мне Воржик, не обращая внимания на зубоскальство, – если он упал, не надо его добивать, как в тот раз. Незачем это, когда ты и так уже выиграл.

– Ясно, – с трудом проговорил я.

– Если видишь, что у него из переносицы торчит кость, скажи рефери, – продолжал Воржик. – Она может мозги повредить. А этот парень, видать, и так здорово мозгами повредился.

Штрассер хмыкнул и отвернулся от нас, будто понял, что Воржик просто пытается действовать ему на нервы. Но, как бы там ни было, до выхода на ринг он на меня больше ни разу не взглянул.

Старые перчатки Неблиха весили четырнадцать унций[34], такие обычно используют для тренировок. В новых было всего десять унций, после старых они показались мне совсем легкими. Неблих как раз закончил их шнуровать, когда прозвучал гонг, окончивший предыдущий поединок. Я бросил взгляд на облака в надежде, что благодаря божественному вмешательству бои будут остановлены и я смогу, сохранив достоинство, уйти восвояси. Увы, надежда моя оказалась напрасной.

Следующее, что я помню: мы со Штрассером стоим лицом к лицу в центре ринга. Рефери напоминает нам правила, но я не понимаю ни слова. В голове пульсирует шум толпы: каждый выкрик, каждый хлопок в ладоши предвещают мне неминуемую смерть. Прозвучал гонг, мы соприкоснулись перчатками – это был официальный старт моей боксерской карьеры.

С ударом гонга у меня словно выключился мозг. Все, что я знал, мгновенно вылетело из головы, как улетает ввысь упущенный ребенком воздушный шарик с гелием. Штрассер двинулся на меня, а я даже не мог принять боевую стойку. Руки безвольно повисли, ноги будто вросли в пол. Штрассер несильно ткнул меня в левое плечо, и я чуть было не потерял равновесие. На трибунах засмеялись. От следующего легкого удара я отлетел на канаты.

– Выше чертовы руки! – прокричал с тренерского места Воржик.

Я попытался поднять руки и прикрыться, но Штрассер провел серию ударов по животу и груди. Потом коротким апперкотом в челюсть снова отбросил меня на канаты. Публика, почуяв кровь, смеялась и улюлюкала. Я разбирал отдельные выкрики с трибун: «Кончай его!», «Вали тощего клоуна!», «Прибей бездаря!» В конце концов мне удалось поднять кулаки. Остаток раунда я кое-как пытался блокировать удары, уходить и уклоняться от них.

Когда наконец ударил гонг, зрители дружно меня освистали.

Я еле дошел до угла ринга, где меня встретили Воржик с Неблихом.