Бенгальский дневник - [18]

Сотрудники музея сумели сберечь реликвии, связанные с жизнью Тагора. На первом этаже расположена библиотека, которой он пользовался. Гид провел нас наверх, в комнату, где обычно работал поэт, сидя у распахнутого окна, обращенного к реке Падма.

Лучи клонившегося к закату солнца оставляли багряные следы на ее величаво-спокойной глади. Быть может, в один из таких вечеров и родились знаменитые строки, посвященные Падме:

В исчезающем вечернем свете

Ты была как молчаливая невеста

со смущенно опущенной головой,

И вечерняя звезда смотрела

с любопытством

На твое улыбающееся лицо.

ЖИЗНЬ, ОТДАННАЯ БОРЬБЕ

Дакка, 30 марта

Над светлым зданием на улице Пурана Палтан, в центре Дакки, развеваются два флага: двухцветный национальный и красный с серпом и молотом. На фасаде алое полотнище с надписью: «Коммунистическая партия Бангладеш». Впервые за годы своего существования компартия Восточной Бенгалии получила возможность действовать легально.

Во внутреннем дворе за домом всегда людно. Он служит одновременно и открытым залом для собраний, и художественной мастерской, в которой рисуют плакаты и транспаранты для манифестаций. Здесь можно встретить крестьянского вожака, приехавшего из отдаленного района, студенческого лидера, профсоюзного активиста и известного поэта. Не все они кадровые члены партии, коммунистическая идеология привлекает сейчас многих, особенно молодежь.

Ранее, находясь в глубоком подполье, партия вынуждена была ограничить численность своих рядов. Она объединяла наиболее преданных и стойких профессиональных революционеров. Коммунисты приняли активное участие в борьбе за освобождение Бангладеш. Их группы оказались хорошо подготовленными к тяжелым условиям партизанской войны, отличались дисциплинированностью и высоким моральным духом.

Компартия вошла в состав Консультативного совета, созданного при правительстве Бангладеш в сентябре 1971 года в качестве совещательного органа. Здесь ее представляет ветеран партии, член ее Центрального комитета Мони Сингх. Высокий, худощавый, живой, энергичный, хотя ему уже перевалило за семьдесят, он стоял у фургона, из которого выгружали стопки листовок, и беседовал со студентами.

Мони Сингх — это живая легенда. Еще в 20-е годы он связал свою судьбу с левыми террористами, активно боровшимися с английскими колонизаторами. За ним постоянно охотились сначала британская разведка, затем пакистанская полиция. Большую часть жизни он находился на нелегальном положении. Последние три года провел за тюремной решеткой. Ворота его каземата раскрыло восстание против военной диктатуры.

В помещении партии — три-четыре скромно обставленные комнатки — мы садимся за стол для посетителей, на котором разложены газеты, брошюры, тома Маркса и Ленина, и слушаем рассказ революционера.

Детство Мони Сингха прошло в восточнобенгальском округе Майменсингх, в деревушке, раскинувшейся у подножия горы Гаро, на берегу речки Сомесвари. Родители его, зажиточные землевладельцы, по убеждению националисты, воспитывали мальчика в духе непримиримости к колониальным властям. Его старший брат хранил в доме оружие. Вскоре местные функционеры обратили внимание и на Мони Сингха. В 16 лет он был уже физически крепким юношей, неплохим спортсменом, и ему предложили вступить в тайное общество «Ануши-лон», руководители которого видели свою главную задачу в изгнании из страны чужеземцев.

Более десяти лет Мони Сингх состоял в этом обществе. Отдельные удачи чередовались с провалами. Многие члены организации попали в тюрьму. Постепенно у Мони Сингха и некоторых его товарищей появились сомнения в правильности избранных ими методов борьбы.

— «Чего можно добиться, убив нескольких английский офицеров?» — спрашивали мы себя все чаще. Огромное воздействие на нас оказала победа Октябрьской революции в России. Это был успех массового движения, сбросившего режим угнетения. Мы поняли, что нам тоже нужно организовать массовую борьбу. Но с чего начать?

Километрах в двадцати от моей деревни были расположены поселения горцев племени хаджонг. Еще с детства мне запомнились рассказы о том, что хаджонги восставали против британских наместников и помещиков-заминдаров. «Проводить массовую агитацию нужно прежде всего в племенах», — решил я и с двумя товарищами отправился в горные деревни. Мы говорили хаджонгам о свободе, о революции, они в свою очередь делились с нами своими бедами.

Вместе с единомышленниками из «Анушилон» мы открыли в некоторых деревнях школы, они пользовались у хаджонгов большой популярностью. Первый успех воодушевил нас, и нам казалось, что революция где-то совсем близко.

Как-то из штаба «Анушилон» сообщили, что в наши края прибыл один из лидеров Общества, которого нужно было укрыть от властей. Мы предложили горное селение, где чувствовали себя в безопасности. Так мы встретились с Гопеном Чакраварти, который незадолго перед тем вернулся из Советского Союза и по своим взглядам был уже коммунистом. Он познакомил нас с идеями научного социализма и старался объяснить, в чем превосходство теории марксизма-ленинизма. Почти каждый вечер мы спорили чуть ли не до хрипоты. Но Гопен Чакраварти сумел убедить нас в своей правоте. Я перебрался в Калькутту и вскоре организовал там левый профсоюз. Несколько товарищей, и я среди них, вышли из «Анушилон» и провозгласили себя марксистами. Так началась моя сознательная жизнь коммуниста.