Белый свет - [154]

Однажды в разговоре с ним Ахматбек сказал:

— Юрист вы дипломированный, но и мулла вы образованный, об этой вашей работе я тоже знаю.

— Кто вам об этом сказал? — засмеялся Саяк.

— Мой отец считает вас глубоким знатоком Корана.

— В детстве выучил. Если бы не вернулся в ту пору с фронта мой дядя, может быть, и стал бы кары… У вас здесь, судя но всему, немало верующих.

— Гораздо больше, чем в других районах Киргизии. Мы вместе с учителями нашей школы ведем антирелигиозную пропаганду. Арслан-Боба известен в Средней Азии не только своими ореховыми лесами, но и бесчисленными гробницами мусульманских святых. Сюда приезжают верующие со всей Средней Азии, в основном это люди преклонных лет, а порой и неизлечимо больные, надеющиеся, что духи святых вернут им здоровье.

— Несколько раз я сидел в чайхане на базаре, — сказал Саяк. — Меня удивило, что многие из находившихся там только и разговаривали о пророках, Коране, чудесном исцелении…

— Ничего удивительного, Саяк Акматович, в этом нет. Летом в нашей чайхане, как правило, сидят старики паломники, им и положено во время паломничества говорить об аллахе, пророках и святых местах. Иначе — грех. — Ахматбек помолчал. — Такой человек, как вы, может, я уверен, больше помочь нам в антирелигиозной пропаганде, чем некоторые лекторы, которых направляют к нам из города. Как же они могут переубедить верующих, если сами они знают о религии лишь из тоненьких, наспех прочитанных брошюр. Что вы на сей счет думаете?

— В этом деле не лекции главное.

— Как это понимать?

— Что ни говорите, а религия — это не только стародавнее, наивное представление о мире: рай там, ад и все прочее, но и мораль. Одной только пропагандой научных знаний ее не изгонишь — она может отступить только перед более высокой моралью. Люди, особенно молодые, не говоря уже о детях, берут за образец того, кто им больше по душе… Помню, у нас в кыштаке в последний год войны особенно голодно было, и так получилось, что у дяди моего Бекмата, вернувшегося в кыштак после ранения, раньше, чем у других, поспел ячмень, посеянный для него трактористами.

Бекмат, до войны он учителем был, попросил односельчан убрать его ячмень и разделить между всеми. Когда такой человек, как Бекмат, говорит, что добро и справедливость не от аллаха, а в самих людях, к его словам прислушиваются. А когда тот, кто двумя руками хапает, говорит «бога нет», верующие думают: «У тебя и в самом деле его нет». Я говорю это потому, что сам был верующим. Бекмат сказал мне: «Религия — ложь, а всякая ложь — зло». Его слова оказались сильнее проповедей муллы, потому что я хотел быть таким, как Бекмат. Не поймите это так, что я недооцениваю пропаганду научных знаний, — нет. Но главное — показать верующим на конкретных примерах, как живучая собственническая мораль, эгоизм, равнодушие прикрываются в нашей сегодняшней жизни национальными и мусульманскими традициями.

— Было бы хорошо, Саяк Акматович, чтобы именно об этом вы и побеседовали с работниками нашего лесхоза. Кроме того, очень важно, чтобы каждый четко знал свои права и обязанности, знал законы. Тогда можно требовать их четкого исполнения.

— Согласен с вами. Но я хотел бы провести такие беседы и с рабочими совхоза, и с колхозниками. В этом мне нужна ваша помощь.

Так начались встречи слепого юриста с жителями Арслан-Боба, затягивавшиеся порой до позднего вечера. И в какой бы кыштак ни приезжал Саяк, послушать его приходили не только взрослые, школьники, но и седобородые аксакалы. Они степенно усаживались в первых рядах и не пропускали ни одного слова «кары», оказавшегося, к их удивлению, большим начальником.

Саяк знал: на исходе своих лет люди отчаянно, не считаясь с доводами рассудка, держатся за свою веру. Отнимать ее у них — все равно что отнимать у детей сказку. Но он знал и то, насколько велик в этом отдаленном горном краю авторитет стариков, и потому обращался в первую очередь к ним.

Он рассказывал о себе, о том, как нашел его в Доме для слепых русский рабочий, фронтовой друг его покойного дяди, рассказывал о людях, которые помогли ему, слепому сироте, вернуться на родину образованным человеком. Говорил о совести и законах, объясняя их суть и необходимость. Вспоминал ставшие ему известными случаи браконьерства. Например, завезли в Арслан-Боба оленей в надежде, что они приживутся в здешних лесах, но нашлись люди, которые убили их, чтобы запастись на зиму даровым мясом.

«На суде их не спрашивали, — говорил Саяк, — верующие они или атеисты, потому что перед законом все равны. Но если бы такой вопрос прозвучал и кто-то из них ответил: «Я — атеист», это была бы неправда: никакой он не атеист, а дикарь; а если бы другой сказал: «Я — верующий» — и это была бы неправда: никакой он не мусульманин, а тоже дикарь. Такие люди не только нарушили законы, за что их наказали, но и оскорбили память своих предков, считавших эти леса священными. А разве не достойно осуждения то, что некоторые люди, чтобы покрыть свой коровник или сарай для ишаков, десятками вырубают молодые ореховые деревья. Какой здравомыслящий человек станет уродовать топором свой дом? А этот лес — наш общий дом. Разве можно назвать хорошим, праведным человеком того, кто наживает себе богатство за счет своих внуков и правнуков, разоряя их общее достояние».