Белый свет - [122]

Шакир привел сильно хромавшего Саяка к себе домой и обо всем рассказал отцу.

Отец Шакира, Рахман, старался успокоить Саяка:

— Ничего, сынок. Каныш, бог даст, вскоре придет в себя. Все будет хорошо. А сегодня оставайся у нас. Шакир — твой друг. Вместе будете спать.

Мать Шакира покормила ребят, а когда свечерело, уложила на одном тушаке, укрыв теплым ватным одеялом.

Саяк вскоре заснул. А Шакир долго не мог сомкнуть глаз, все думал о Саяке. Неужели его судьба будет такой, как у слепого старика Такетая? Шакир с детства знал Такетая, жившего в доме на холме.

Маленький Шакир каждый день пробуждался от крика Такетая: «Ку-у-у, а-айт!» Слепой старик до вечера неустанно кричал и, пугая воробьев, грохотал дырявым ведром. Родня Такетая сеяла просо на склоне ниже их дома. Пока это просо не убирали, стеречь его от воробьев было делом Такетая.

Наверное, у Такетая не было «опорного духа», такого, как у Саяка. Потому он не мог ходить так свободно по аилу и по холмам. Он знал только тропинку, протоптанную им самим вокруг поля, и, намаявшись за день, еле находил свой дом.

Когда его семья перекочевывала на джайлоо, Такетай оставался в доме один. Вечерами ел свою затвердевшую лепешку, пил перекисший айран — прямо из деревянного ведра, а потом ложился спать, укутавшись войлоком, в котором было полно блох. Огонь в очаге зажигать ему не разрешали, боялись, сожжет дом. Привозили с джайлоо целый чанач[45] айрана и выливали в деревянное ведро. Стоило только близко подойти к дому, и в нос ударял запах перекисшего айрана.

Один год не сеяли просо. По этой причине или из жалости к слепому старику — пусть на джайлоо попьет немного кумыса — Такетая увезли на сером быке на пастбище.

Его семья и семья Шакира и на джайлоо были соседями. И там, когда перекочевывали на новые места, на серого быка навьючивали вещи, а на них усаживали Такетая, наказав держаться покрепче. Там, на джайлоо, Такетай караулил масло и курут[46] от собак.

Однажды при перекочевке серого быка ужалил овод. Бык, взбрыкнув, пустился вскачь, слепой Такетай ударился о накренившееся ореховое дерево, упал на землю и сломал позвоночник. Думали, вот-вот помрет. Но Такетай не умер. Несколько дней пролежал под навесом, а потом его на быке привезли в кыштак.

Прошли месяцы, прошел год. Такетай так и не встал на ноги. В углу коровника настелили соломы и туда положили Такетая, укутав войлоком. Так он все время и лежал. И голос его слабел, уже еле слышался. Но он дышал, сердце его билось.

Кто бы ни приносил ему еду, он просил об одном:

— Люди, убейте меня! Не пожалейте одну пулю, а если пожалеете — убейте камнем. Доброе мне сделаете, доброе.

У кого рука поднимется убить его? Так и лежал он между жизнью и смертью. Наверно, и теперь еще мучается…

«Неужто и Саяку уготовлена такая участь?! Нет, нет, — успокаивал себя Шакир, — у Саяка есть «опорный дух». И, засыпая, он снова, увидел белобородого старика и Саяка, идущего за ним в своей короткой ветхой телогрейке.

…Пару дней спустя родители послали Шакира на базар в Джалал-Абад с одним их родственником купить соль, спички и другие нужные вещи.

Они отправились в полночь и на базар пришли, как только взошло солнце.

Широко раскинулся базар. Народу полно. Разноязыкий гомон. Здесь и киргизы, и русские, и узбеки. Многие покупают не за деньги, меняют вещи на муку, рис… Возле чайханы на мангале жарятся шашлыки. Рядом продаются манты. Снуют по базару с детьми на руках в широких ярких юбках цыганки. Вдруг Шакир увидел слепого в солдатской шинели. Он играл на гармони и что-то пел по-русски. Вокруг стояли женщины. Слова песни были непонятны Шакиру, но, глядя на женщин, утиравших слезы, догадался, что слепой поет о своей несчастной судьбе. Потом в его шапку, лежавшую на земле, со звоном полетели монеты.

Шакир бы еще задержался здесь, но родственник торопил его, и они двинулись дальше.

А в другом конце, базара старики слушали другого слепого, киргиза, сидевшего у стены. Качая головой, он нараспев читал суры из Корана.

«Если бы не Бекмат, вот так бы где-нибудь на базаре пел Саяк», — подумал Шакир.

Возвращаясь в поддень домой, Шакир и его родственник заметили этих двух слепых. Держась за руки, они шли с базара, о чем-то бодро разговаривая. «Чему они так радуются? Или у них сегодня много подаяний?»

* * *

Раннее весеннее утро. Шакир выбежал на улицу, заглянул во двор Саяка. Тот сидел на чарпае и что-то мастерил. Худые длинные пальцы его ловко двигались.

— Иди сюда! Иди! — позвал Саяк, повернувшись в его сторону. — Ночью я слышал пение кекликов[47]. Их голоса — как звонкие капли брызнувшего дождя. Они подбадривали, звали друг друга.

Шакир слушал молча.

— У тебя есть желе?[48] — спросил Саяк, продолжая сучить нить из конского волоса.

— Нет, — сказал Шакир, толком еще ничего не понимая.

— У меня есть три желе: каждое длиною десять маховых саженей, — Саяк раскинул руки, показывая длину маховой сажени. — Мне этого хватит. Аллах даст, кеклики не пройдут мимо моих силков, — Саяк радостно заулыбался. — Скажи своей маме, пусть она найдет шнур подлинней. Я тебе быстро сделаю желе.

— А что такое желе? — спросил Шакир растерянно. Саяк покачал головой, мол, ничего-то ты не знаешь.