Белый и Черный - [11]

Теперь понимаю и то, что случилось с женой Герана. Маррок ошибался. Никаких чар не было, кроме тех, прежних. Можно выбелить волосы и кожу, но нельзя выбелить королевскую кровь. Одна и та же кровь в жилах короля и шута, так что даже зачарованные волоски обманулись. Отцом бастарда на самом деле был Ларрел, но ребенок, которого родила Альенор, черен и смугл, как все короли и принцы из рода Нимернуа. Над ним-то Брес Маур не пел колыбельной!..

Мгла затопила небо, воздух вот-вот должен был обернуться сплошным снегом, а весь мир — ледяной преисподней. Арно замедлил бег коня.

Пора вернуться. Что будет дальше?

Знают ли сами Ивен и Ларрел, что они братья? Арно подумал и решил, что нет. Ларрел уж во всяком случае не знает: не затем королева его прятала, чтобы начать раздор. Сейчас или, может быть, завтра мой отец все ему расскажет. О том, как Брес Маур наложил чары на него, Ларрела, отнял долю принца и взамен дал шутовской ошейник, о том, что дом Мондренов готов биться за Лавена и против Ивена до последней капли крови… Отец умеет говорить. Шут согласится.

Конь всхрапнул и заржал — метель уже начиналась. Однако Арно видел совсем другое. Августовский день, солнце в начищенных золотых блюдах, запах переспелых желтых слив… и Ларрел, наморщив нос, оттирает янтарные брызги с плеча, и на сером шелке мокрые темные пятна. Это же не я придумал бросаться в него сливами! — чуть не вслух возопил Арно. Это все Гай, это ему показалось, что было бы забавно угодить шуту в лоб! Я и не попал ни разу… а трус Аннаур лепетал, что, мол, не следовало бы, что король рассердится. Раз в жизни этот пугливый недоумок сказал правду.

«Король рассердится»… Снег лепил вовсю, но Арно не замечал холода. Если отцу все удастся, как он задумал, то при дворе мне больше никогда не быть, говорил он себе. Отцу быть, а мне нет. Сливы летят дальше и бьют вернее, чем стрелы.

Не быть при дворе, не жить в столице, вернуться в поместье. Как те южане, пить терпкие выморозки, пахнущие волчьим лыком, вставать с рассветом, ложиться с закатом, носить шерстяное исподнее… целомудренные до тупости девки, придурковатые соседи… сам выучусь распевать «йо-йо-йо»… По щеке потекла горячая капля, обжигая замерзшую кожу. Арно злобно выругался и снова пришпорил коня.

* * *

— Зачем вы это сделали со мной? — спросил Ларрел. Подобающего старшему магу имени он не добавил.

Брес Маур молча разглядывал шута. Мокрая голова, щеки горят от ветра, мокрая одежда — там, где распахнулся плащ, глаза яростные, как кипящее серебро, губы сжаты. Воистину чудо, что так долго никто не мог заметить. Не с братом сходство, так с прадедом, бороды не растившим…

Старший придворный маг не одевался в лиловое, не носил венца и перстней. Не выглядел он и особенно древним, разве что слова его чуть размывались в конце, будто у говорящего не хватало дыхания или коснел язык. Но отчего-то казалось, что Брес Маур чуть-чуть больше обычного человека, подобно церковной статуе.

— Мне приказала королева, — отвечал он. — Королева приказала устроить так, чтобы вы оба оставались в живых, тогда и впредь.

Он помолчал несколько мгновений, не отрывая глаз от лица Ларрела, а потом добавил:

— А если бы она приказала убить одного из детей, я сделал бы и это. Убил бы тебя или твоего брата, и мне все равно, что сталось бы со мной потом… Ты помнишь ее? Нашу королеву?

— Помню. — Ларрел опустил взгляд. — Я всегда ее буду помнить.

— Ты бы не любил ее сильней, если бы знал, что она твоя мать.

Ларрел так и вскинулся.

— Вы смеете… после того, что…

— Остановись.

— Не вам меня остановить! Да стократ лучше, если б вы меня убили тогда!

— Тебя или Ивена, — протянул маг. Ларрел осекся.

— Погоди-ка.

Брес Маур вынул из-за пазухи камень на цепочке и поглядел сквозь него.

— Мало я смотрел на тебя. За тобой смотрел, на тебя — мало… Что ты ответил Мондрену?

— Что восхищен и благодарен ему.

— Он говорил, что я убью тебя, если узнаю, что тайна раскрыта?

— Говорил.

— Что ж ты?

— Я? — Ларрел блеснул глазами и вздернул верхнюю губу, изображая улыбку. — Я шут, но не дурак. Если бы он лгал, что я брат Ивена, сказать вам было бы моим долгом. А если он не лгал — вы не можете убить меня.

— Разве что ценой собственной жизни, — спокойно добавил Брес Маур. — Так. И ты опередил его на один удар. Теперь скажи мне… только погоди гневаться, просто скажи: ты хороший шут? Люди смеются, когда ты говоришь?

— Куда им деться! Смеются.

— Добро. Рассмеши меня. Говори такое, чтобы я улыбнулся.

Ларрел оперся локтем о стену, наклонил голову, губы разжались, переменилось выражение глаз…

— Довольно, можешь не продолжать. Уже рассмешил. — Брес Маур и вправду усмехнулся. — Давно я так не веселился… над самим собой. Не пренебреги моим гостеприимством, Лавен ар Нимернуа.

Пока Ларрел моргал белыми ресницами, решая, обидеться ли на королевское имя как на насмешку или принять его, как должно принимать истину, маг обернулся к столу и махнул невесть откуда взявшимся платком. Сдернул платок — на столе возникли кувшин, кубки и блюдо с дымящимися масляными лепешками. Ларрел не стал пренебрегать гостеприимством.

— Сегодня для тебя время новых вестей. Мондрен сказал тебе, что ты принц, я добавлю еще одну: ты можешь стать магом. Не таращь свои глаза на меня, я не девушка в веночке. Ты много читал, много слушал и, уж конечно, знаешь, что все ар Нимернуа обладали силой, годной не только на то, чтобы лечить младенцев от почесухи. Вспомни хоть Гралона.