Белый и Черный - [12]

— Остановившего море? Но это сказка?

— Сказка не преувеличивает, сказка преуменьшает, как ты сам мог бы догадаться, — строго сказал маг, — ибо море все же не затопило столицу, что бы ни пели об этом жонглеры. Короли перестали быть магами по той же причине, по какой они не бывают епископами: посох и жезл в одной руке не удержать. Но сила не ушла из вашей крови по сей день. В чем я ныне и убедился.

Брес Маур приник к кубку, Ларрел последовал его примеру.

— Ты вырос в безвестности. Над тобой не совершили ни одного из положенных обрядов. Вдобавок я сам отмыл тебя от черноты. Не спрашивай, в чем причина, но сила мага на первых порах сродни свету, ей мешает все черное. А в тебе она светит, как масляная лампа. Тебя ничему не учили, но ты многое сумел сам. Скоро ты поймешь, что ты делаешь, когда хочешь насмешить. Что делаешь, чем делаешь и с помощью чего.

— Я ничего не делаю…

— Когда твоя стриженая башка думает, ты тоже ничего не делаешь! — Последние слова маг ядовито подчеркнул. — Ничего из того, что твой брат и его приятели назвали бы деянием, и все же откуда-то берутся в этой башке образы милых дев и простые ответы на хитрые вопросы! Лавен, ты дитя в твои годы, и здесь моя вина.

Ларрел не ответил, но в лице его отчетливо изобразилось: «Не верю ни слову».

— Я найду способ доказать тебе мою правоту, но об этом потом. Сейчас о милых девах. Не ошибусь, если предположу, что очень многие придворные дамы дарят тебе свою благосклонность. Именно тебе, охотнее, чем другим, более знатным рыцарям. Их не отвращает ни стриженый лоб, ни сломанный нос, ни даже… — Брес Маур бесцеремонно указал на золотой ошейник. — Тебя это не удивляло?

— Нет, — ответив так, Ларрел мучительно смутился. Маг подавил смешок.

— Глупо я спросил! В ваши лета удивляешься, когда девушки на тебя не смотрят. А когда обнимают и зовут милым, то все происходит правильно и наилучшим образом. Кем бы ты ни был… Никогда не задумывался, отчего маги редко блюдут целомудрие, но нечасто бывают женаты?

— Отчего?

— Первая скважина, которую находит наша сила, вырываясь наружу, это страстное желание, — тихо сказал Брес Маур. — Обычно бывает так. Не только страсть к женщине — но в этом сила проявляет себя всегда и с каждым. Все юные маги счастливы в любви. И мало кто хочет этого счастья потом. Когда понимает, сколь трудно отделить желание от приказа… Что у тебя вышло с Альенор ар Геран? Слухи до меня докатились. Но только теперь понимаю, как жена Герана могла решиться… Говори.

— Она родила ребенка, — покорно заговорил Ларрел. — Геран не признал его. Мондрен сейчас сказал мне, что он хотел присоединиться к заговору… но что теперь все изменится, Альенор станет моей супругой и королевой, а наш ребенок будет наследником… потому что Геран сам сказал, что не мог быть его отцом.

— Прежде чем стать королевой, Альенор станет вдовой? — уточнил маг.

— На это я не давал ему согласия! — Самообладание Ларрела наконец-то иссякло. — Я не знаю еще, захочет ли она… Даже если я король, она будет думать, что я приказал его убить… Она не ненавидит его, а жалеет — он потерял мужскую силу… а, сонмы земные и небесные!

— Ты сам-то любишь ее?

— Да.

— Жаль тебя, — неожиданно сказал старик. — Пей. До дна. А теперь вспомни: впервые ты увидел их вместе?

— Да.

— Что подумал о них? Правду!

— Подумал: как смеет этот корриган, этот уродец пещерный, касаться ее, целовать… ложиться с ней…

Ларрел замолчал и взглянул на Брес Маура едва ли не с испугом.

— Сам все понял. Альенор тогда же влюбилась в тебя. А Геран — Геран лишился возможности вернуть ее любовь. Какова доля мага, Лавен? О чем понапрасну мечтают сотни юнцов, влюбленных в чужих жен, то для тебя сбылось само собой.

Сейчас Брес Маур мог не смотреть в свой камень. Досада, гнев, отчаяние читались легче легкого на подвижном, как родниковая вода, лице. Однако ответ был столь же быстрым, сколь и спокойным — едва ли не насмешливым:

— Благодарю вас, что сказали мне об этом, высочайший.

Брес Маур покивал головой и подлил гостю вина.

— Хорош. И шут хорош, и принц, и маг. Все трое хороши. Теперь слушай. Твоя мать мертва, мертва моя клятва. Если я в чем-то виноват, то готов искупить вину. Служба шута для тебя закончена, выбирай, кем станешь теперь. Если доля мага тебе по душе, я сам возьму тебя в ученики. Тогда хитростям Мондрена придет конец, магу не быть королем. Разумеется, брату все расскажешь, что узнал. Но то, что ты натворил по неведению, тебе придется исправить. Отпустишь на волю душу Альенор, заберешь свою порчу от Герана. Будут жить, как жили.

— Дальше.

— Дальше — иной выбор. Я сниму свои чары. Твои волосы будут черны и кожа темна, как у брата. Ваше сходство проявится вновь — Мондрену не придется слишком усердствовать, доказывая народу, что вы братья. Нос тебе выправлю, это дело дозволенное и даже доброе.

— Я сломал его еще ребенком.

— Восемнадцать лет назад, — уточнил Брес Маур. — Помнишь, как это было?

— Помню. Мы с ребятами бегали в зале, вошел Бран, учитель оружного боя его высочества. Я побежал к нему, лицом ударился в живот…

— А на сьере Бране была кожаная куртка с железными бляхами, — закончил Брес Маур так гордо, будто сам шил ту куртку. — Двойная польза: я испортил длинный нос Нимернуа, последнее, что могло выдать сходство, и заставил тебя бояться Брана. Приди тебе охота учиться у него, да согласись он… Эти мастера боя в своем деле тоже почти что маги. В своих учениках он бы узнал братьев, будь у тебя хоть драконья голова. По тому, как вы ногой притопываете и кистью вертите, — узнал бы. Безопасней для тебя было читать книги и свитки.